Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I
Шрифт:
— Дорогонько, однако! — сказал король, увидя груды золота, которыми наградил Генриэтту.
Дорого да мило, мог бы сказать ему в утешение Сюлли, теперь не щадивший своими сарказмами почтенное семейство д'Антраг. Он припоминал, как родители Генриэтты прогнали графа де Люда, месяц тому назад присланного к ним королем для переговоров; как они, радея о целомудрии дочери, прятали ее от Генриха в Маркусси, а теперь уступили, побежденные золотом.
Кроме золота, однако, у них в руках было драгоценное письменное обязательство Генриха.
Прошел месяц. В половине ноября 1599 года коннетабль Монморанси, канцлер Помпони де Белльльевр, Сюлли и Вилльруа вошли в переговоры с флорентийским посланником Джиованни о бракосочетании короля французского Генриха IV с принцессой тосканской Марией Медичи. Как-то, именно во время этих переговоров, Сюлли явился с докладом к королю, который спросил, что он поделывает?
— Думаем женить вас, государь! — отвечал
Король покраснел и, не говоря ни слова, стал грызть ногти; глаза как будто избегали встречи со взглядом Сюлли, а между тем улыбка так и порывалась на принужденно-серьезное лицо Генриха. Хлопнув в ладоши, он сказал наконец:
— Быть делу так! Если вы говорите, что с женитьбой моей соединено благо королевства и моих подданных — я женюсь, хотя, признаться, боюсь этого брака. Первая жена наделала мне много неприятностей; что если вторая окажется своенравной, капризной? Домашние несогласия для меня несноснее политических распрей и всяких воинских схваток.
Начало 1600 года не предвещало Генриху IV ничего доброго. Сватовство длилось утомительно долго, оно было поводом к объявлению войны герцогу Савойскому для получения от него маркизата Салуццо, отнятого еще в 1588 году у Генриха III; ко всем этим неприятностям Генриэтта, объявившая себя беременной, делала своему возлюбленному неприятные сцены; плакала, упрекала, грозилась «подать ко взысканию» проклятую подписку. Король пожаловал ей маркизат Вернейль, дал слово выдать ее за принца крови, герцога Наваррского, в случае если расстроить союз с тосканским домом будет невозможно. За это Генрих надеялся получить обратно свою подписку от Генриэтты; но она не выпускала ее из рук. Видя, что фаворитка не хочет уважать его просьбы, Генрих прибегнул к приказанию и 21 апреля 1600 года послал Генриэтте и ее родителю следующие грамоты:
«Сударыня! Любовь, почести и милости, которыми я взыскал вас, могли бы привязать ко мне самое легкомысленное существо, если бы оно не было одарено таким дурным характером, как ваш. Более язвить вас не стану, хотя, как вы сами знаете, должен бы язвить и мог бы. Прошу вас возвратить мне известное вам обещание, чтобы не заставить меня добывать его иным путем; пришлите также и перстень, данный мной вам на этих днях. Ответ — сегодня к ночи.
В другом письме, к отцу Генриэтты, проглядывают робость и сдержанность:
«Господин д'Антраг, податель сего послан мной за письменным обещанием, данным мной вам в Мальзербе. Прошу вас неотлагательно возвратить, а если желаете лично доставить его ко мне, тогда вы узнаете, что причины, к тому меня побуждающие, чисто домашние, а не политические. Вы сами удостоверитесь, что я прав: увидите, что были обмануты (?) и что у меня, могу сказать, слишком добрый характер. Уверенный в исполнении моего вам приказания, заключаю уверением, что я вам благоволю.
Подписки своей король не получил, однако же дело на время уладилось, и Генрих занялся нежной корреспонденцией со своей невестой Марией Медичи, с которой брачный контракт был подписан в ноябре того же 1600 года. Перед тем, в конце июня, Генрих отправился на войну с Савойей; до Лиона его провожала Генриэтта, близкая к разрешению от бремени. Король одновременно успевал воевать с неприятелями и размениваться письмами с фавориткой и невестой, уверяя ту и другую в нежнейшей любви и преданности «до гроба». В июле с Генриэттой случилось несчастье, на которое даже тогдашние вольнодумцы смотрели как на проявление божественного промысла. Над замком Монсо разразилась страшная гроза, и Генриэтта, испуганная громовым ударом, родила мертвого младенца. Этот удар избавил Генриха от исполнения данного обязательства или по крайней мере дал ему возможность сослаться на буквальный смысл подписки: он обещал жениться на Генриэтте, если Бог даст ей сына, конечно, живого, но не мертвого.
Фаворитка довольно долго хворала, и король во время ее болезни оказывал ей самую нежную внимательность, несмотря на которую однако же Генриэтта поняла, что планы ее рушились. Оправясь от болезни, она следовала за Генрихом по пятам в Лион и Шамбери. В первом городе ей сделали триумфальную встречу; Генрих послал ей знамена, отбитые у неприятеля 10 сентября. Так во времена давно минувшие он дарил знамена лигеров прекрасной Коризанде. Король повторялся в любезностях со своими фаворитками и даже в своих письмах; в последнем случае, во избежание лишнего труда, он мог бы приказать отпечатать про запас бланки с пробелами для вставки имени возлюбленных, до такой степени стереотипны излияния его вечно юного и вечно любящего сердца. Нимало не осуждая Генриха за его постоянное непостоянство, мы готовы допустить, что он, повторяя каждой фаворитке одни и те же фразы, не обманывал, обманывался сам и во всяком случае был с женщинами искреннее, нежели они с ним. Вот, например, письмо к нему от Генриэтты, писанное ею в июле 1600 года, когда в Лионе ожидали прибытия Марии Медичи. Что за иезуитизм кокетства, как в каждом слове заметна волчица, наряженная в овечью шкуру:
«Государь, сбылось несчастье, которого я всегда так опасалась! Я однако же должна сознаться, что это опасение проистекало от сознания той великой разницы состояний, которая существует между нами, от которой я всегда ожидала перемены, низвергающей меня с неба, на которое вы вознесли меня, обратно на землю, где я была найдена вами.
При этом смертельном падении я не могла не сознаться, что в нем виновата не столько судьба, сколько ваша ко мне немилость. От вас блаженство мое зависело более, нежели от судьбы, на которую я не жалуюсь, так как душевная скорбь моя — цена блага Франции, для которого вы вступаете в брак. В этой скорби не могу не сознаться потому, что свадьба — погребение моей жизни; ваша свадьба требует от меня во имя скромности, чтобы я удалилась от лица вашего и от сердца, во избежание надменных взглядов всех тех, которые видели меня на высоте почестей… Лучше страдать на свободе в уединении, нежели не сметь вздохнуть в кругу общественном. Эти чувства вскормлены во мне вашим великодушием, смелость эта вами внушена мне… Она не допускает меня смириться пред несчастьем, пригнуть голову под его ярмо возвращением к прежнему моему ничтожеству.
Слова мои, отрывчатые вздохи, о король мой возлюбленный, мое — все! Прочие тайные жалобы мои, ваше величество, можете угадать в моих мыслях, потому что душу мою вы так же хорошо знаете, как и тело.
В неизбежном моем изгнании мне останется гордое сознание, что я была любима величайшим государем на земле; королем, снизошедшим до меня, чтобы меня, свою рабу и служанку, возвести на степень своей любимицы; королем Франции, признающим над собой власть единого небесного царя и не имеющим на земле себе равного…
Если королям свойственно воспоминание о тех, которых они любили, вспоминайте, государь, о девушке, принадлежавшей вам, которая (полагаясь на ваше слово) пожертвовала вам своей честью, над которой была столько же властна, сколько вы государь властны над жизнью вашей покорной служанки, преданнейшей рабыни — и сказать ли!… забытой любовницы Генриэтты де Бальзак!»
К крайней досаде сочинительницы этого смиренного, трогательного послания, Генрих ее не удерживал, даже как видно был доволен ее отсутствием, чтобы тем свободнее заняться своей будущей супругой, по портретам судя, способной возбудить в королевском сердце страстные желания. Марии Медичи было тогда двадцать семь лет; полная, стройная, огненная брюнетка — тип флорентинки, она могла бы свести с ума человека и неплатонического. Раздражая свое воображение мыслью о прелестях невесты, Генрих писал ей самые страстные письма, в которых щедрою рукой рассыпал самые «чувствительные слова» из своего неистощимого любовного арсенала. 23 августа он из Шамбери отправил к Марии Медичи своего обер-шталмейстера Белльгарда, отдавая его в распоряжение невесты и умоляя ее не медлить прибытием во Францию. Жених с невестой свиделись в Лионе, и 17 декабря 1600 года отпразднована была свадьба Генриха с Марией Медичи. К январю 1601 года супруга короля уже успела ему прискучить, и смиренная изгнанница Генриэтта снова появилась при дворе, представленная королеве герцогиней Немурской. Принятая Марией с заслуженной холодностью, фаворитка подружилась с любимой горничной и молочной сестрой королевы Леонорой Галигаи, получившей по ходатайству Генриэтты звание камер-фрау. Заручившись таким образом дружбой любимицы жены, фаворитка мужа деятельно принялась интриговать и каверзничать, чтобы мстить Генриху, всячески вредить его семейному согласию и в особенности преследовать тех, которые принимали участие в сватовстве короля за Марию Медичи. Она уговорила очень расположенного к ней Клавдия Лотарингского, принца Жуанвилль, вызвать Белльгарда на поединок и, если можно, попотчевать хорошим ударом. Жуанвилль предательски напал на Белльгарда вечером, около дома Цзаметти, слуги которого помогли раненому Белльгарду и, погнавшись за принцем, едва не убили его, если бы в дело не вмешался маркиз Рамбуйе. Генрих IV отдал Жуанвилля под суд, приговоривший его к удалению от двора. Этот неудавшийся заговор нимало не нарушил возобновленной связи короля с Генриэттой, для пущего удобства Генриха помещенной рядом с Лувром. От жены король шел к фаворитке, от фаворитки к жене. Любезность и внимательность были ему тем более извинительны, что королева и Генриэтта обе были в интересном положении. Первая 27 сентября 1601 года родила дофина (впоследствии Людовика XIII), вторая — через месяц, 27 октября, — Гастона Генриха. [62]
62
Епископ Меца, впоследствии герцог Вернейль, умер в 1682 г.