Время Анаис
Шрифт:
— Да, господин судебный следователь.
— Прошу заметить, — вмешался адвокат, — что мой клиент обитает в весьма своеобразном мире кинематографа, где, насколько мне известно, такого рода способ улаживать дела — явление весьма распространенное.
— Мы к этому еще вернемся. В конце почти каждого месяца ваш клиент оплачивал весьма внушительные счета, подписывая чеки, не имеющие в тот момент обеспечения. Он рассчитывал на то, что на инкассацию уходит около трех дней, и вносил в банк наличные в самую последнюю минуту.
— Это не преступление. Иначе пятая часть парижан оказалась
— Я повторяю свой вопрос и хочу, чтобы ваш клиент лично на него ответил. Скажите, господин Бош, каким образом вы рассчитывали погасить долги, которые не уменьшались, а наоборот, увеличивались изо дня в день?
— Не знаю, господин судебный следователь. Я об этом не думал. Да и не особо придавал этому значения.
Так оно и было. Он старался как можно меньше думать о будущем и жил одним днем.
— Рано или поздно пришел бы день, когда вы оказались бы припертым к стене. Передо мной ваши письма к поставщикам, в которых вы неоднократно упоминаете о крупном поступлении, ожидаемом на ваш счет в следующем месяце. Вы твердите о сделке, по завершении которой сможете разом освободиться от всех обязательств. О какой сделке идет речь?
— Ни о какой. Я писал об этом, чтобы они набрались терпения.
— Каким образом вы вышли бы из положения, если б терпение это лопнуло?
Бош долго молчал, потом, поколебавшись, ответил с уверенностью:
— Николя и Озиль не оставили бы меня в беде.
— Почему?
— Потому что я был управляющим их киностудии и мои неприятности отозвались бы на них самих.
— А не потому, что вы знали слишком много?
— Нет, господин следователь. До недавнего времени я и не подозревал об их махинациях. Я был уверен, что дела они ведут честно. Кроме того, не сомневался, что я им нужен.
— В вас столько достоинств?
— Да. Ведь не я их нашел. Я не надеялся быстро встать на ноги, и когда Серж Николя попросил меня с ним встретиться, я был уверен, что еще несколько лет мне придется перебиваться кое-как. Это он познакомил меня со своим портным и заставил изменить образ жизни. Это он указал дорогу в роскошные рестораны, которые мне были известны лишь по названиям, и научил давать на чай столько, сколько прежде нам хватало на двоих на целый день. Это он научил меня относиться ко всему с циничной улыбочкой: «Друг любезный, в Париже два сорта людей…» Я принадлежал ко второму сорту, а он ввел меня в мир людей первого сорта.
— Словом, вы избрали его образцом для подражания. Он производил на вас сильное впечатление, господин Бош?
— Да, поначалу.
— Только поначалу? Постарайтесь уточнить, что именно производило на вас впечатление?
— Казалось, что жизнь для него всего лишь игра. Он словно ходил по канату. Все ему удавалось. Все его любили, восхищались им. Это подтверждает и тот факт, что все его сегодня жалеют. Никого, я уверен, не заботит, что он мошенник. Даже вас. Женщины знали, что он над ними насмехается, овладевает ими походя, со снисходительной, если не презрительной улыбочкой, и все-таки бегали за ним толпой.
— Однако вы признаете, что не с недавнего времени, когда вы узнали о его нечистоплотности в делах, а почти сразу после вашего знакомства стали рассчитывать на то, что в случае нужды Николя выплатит ваши долги?
— Это тоже было не вполне в моем характере.
— Прошу обратить внимание на этот ответ, — снова вмешался метр Уар, пытаясь оказаться полезным. — А также на то, что мой клиент отвечает на вопросы с излишней откровенностью, которую следует принять во внимание.
— Я учел это, метр. Сожалею, что приходится снова вернуться к весьма щекотливой теме, но я вынужден это сделать. Скажите, пожалуйста, господин Бош, кто заплатил за часы-браслет от Картье, находящиеся в шкатулке вашей жены?
— Он.
— Серж Николя?
Альбер кивнул головой. Он немного побледнел, кадык его задвигался.
— А манто из выдры?
Снова кивок.
— Полагаю, что именно Николя подарил вам черные шелковые пижамы, сшитые его портным?
— Нет, подарила жена. Я тогда не знал, что они сшиты портным Николя.
— Но впоследствии узнали. Когда именно?
— Когда я к нему пришел домой.
— То есть позавчера?
Метр Уар заерзал на стуле. Судебный следователь на полях листка красным карандашом поставил крестик.
— Как вы объясните причины, по которым ваша жена получала подарки?
— Вам они хорошо известны.
— А как вы объясните тот факт, что, зная их происхождение, вы принимали эти подарки?
— Хочу уточнить: принимал их не я.
— Но вас это не смущало. Видите ли, господин Бош, полиция знает свое дело. И в гардеробе вашей жены, и в ее шкатулке обнаружено мало ценных вещей, которые не были бы подарены ей мужчинами. Не возражаете, если прочту перечень вещей и имена лиц, которые их дарили?… Хорошо! Я понимаю. Избавлю вас от этого. Но признайтесь, ваше поведение может показаться по меньшей мере странным.
— Это ничего бы не изменило, — вздохнул Бош.
Не надеясь узнать что-либо новое, судебный следователь поднялся.
— На сегодня достаточно.
Посмотрев на газеты, Бош нерешительно произнес:
— А мне нельзя их прочесть?
— Поскольку никаких секретов я вам не открою, думаю, это возможно. Можете даже взять их с собой, но, полагаю, ваш адвокат посоветует вам не делать этого. — И, обратившись к Уару, произнес: — До завтра, метр. Увидимся в то же время. Ваш клиент должен еще раз посетить спецлечебницу.
Не попрощавшись с Бошем, следователь покопался в своем шкафчике и вышел.
— Тебе хочется забрать эти газеты?
В общем-то Альберу не очень и хотелось. Толку от них не больше, чем от встречи с матерью. Взял газеты из одной лишь бравады.
— Встретимся, как и сегодня, после того как тебя лекари отпустят. Именно тут я надеюсь на успех.
На дворе стемнело. На арестованного снова надели наручники. Конвоир разрешил ему сделать несколько затяжек. Замигал красный огонек тюремной кареты. Несколько человек, как и он, в наручниках, ждали, когда подойдут остальные. Это была непредвиденная тюремным расписанием передышка. Через открытые ворота виднелись каменный парапет набережной, черный ствол дерева, фонари на другой стороне реки; изредка мелькал силуэт такси, еще реже появлялись торопливые пешеходы, пытавшиеся укрыться от холодного ливня…