Время барса
Шрифт:
— Лаэрт? Дик ждет?
— Так точно.
— Он готов к поединку?
— Готов.
— Гневен? Испуган? Собран?
— Безразличен.
— Тогда — не жилец.
— Он в любом случае не жилец. И это понимает.
— Может быть, такое понимание заставит его быть ловчее? Не люблю скорых финалов, это похоже на убийство. Хотя… Да, проинструктируй Глостера. Мне не нужен благородный удар в сердце. Мне нужна агония. Долгая и мучительная.
Когда-то Глостер проделывал такие штуки впечатляюще. В Таджикистане, кажется.
— Нет, в Пенджабе.
— Старость — не радость. Склероз. Да, подтяни своих людей:
— Есть.
Лир чувствовал усталость. Он прошел в комнату отдыха, придирчиво оглядел себя в зеркале. Людишки… его людишки… Можно было бы, конечно, стереть Дика втихую, просто поставив их в известность, что одного из центурионов больше нет.
Он совершил ошибку, а ошибки непростительны. Но… это было бы слишком. А большинством людей правят не воля и не разум. Людьми управляют эмоции. Пусть эта кровавая картинка — расправы над Диком, его долгих, нечеловеческих мучений — западет в их подсознание несмываемым цветным кошмаром, пусть преследует по ночам… У каждого из этих пареньков на совести десятки трупов, но — человек неизменен: чужая смерть рождает облегчение — не я! не меня! — только сначала; сразу следом приходит страх: твоя смерть и твоя агония может быть куда мучительнее и страшнее! Они будут помнить, помнить всегда: может прийти их черед! И неотвратимость жестокого финала для каждого из них в его. Лира, руках.
Через десять минут Лир был в подвале. Кровавую драму досматривать он не стал; все было именно так, как он и предполагал. Глостер обращался с холодным оружием не в пример эффективнее Дика. Получив всего один порез по касательной, Глостер подрезал противнику сухожилия на руках и ногах, а дальше… Вымещая на беспомощном опальном соратнике весь свой страх, пережитый в кабинете Лира, он терзал бывшего товарища долго и беспощадно. Лир хорошо знал Глостера; его страх смерти был столь велик, что… После сегодняшнего Глостер научится связывать этот страх только с одним существом на земле — с ним, Лиром, и любая другая опасность покажется ему несущественной и мнимой. Такого крысобоя можно выпускать на Маэстро. Кто победит в этой схватке, Маэстро или Глостер, Лир теперь поручиться не мог. А потом… потом останется лишь убрать оставшегося в живых мерзавца. Хорошим снайперским выстрелом. В сердце. И все возвратится на круги своя. Круг… самая одинокая фигура… Бесконечное множество бесконечно малых прямых, стремящихся затеряться в бесконечности. Бред. Как и вся эта жизнь.
Ближе к вечеру Лир вызвал Глостера по внутренней связи. Тот объявился незамедлительно. Какое-то время Лир испытующе смотрел на подчиненного, пытаясь заметить в его чертах то легкое безумие, которое рождает близость смерти. Но Глостер был бледен и безразличен.
— Ты готов выполнить задачу?
— Да, я готов.
Лир передохнул с облегчением. В голосе Глостера он услышал то, что хотел: эйфорию и опьянение кровью и властью.
— Ну что ж, мой милый Глостер… Кажется, ты больший любимчик судьбы, чем этот недотепа Дик. Нечего тебе и прохлаждаться. Мне нужен Маэстро.
— Живым?
— Нет. Мертвым. — Лир вздохнул. — Все решит скорость, мастерство и время.
Вернее, умение насыщать время действием, изменять мир, и изменять его в свою пользу. — Лир
— И вот еще что… Есть у меня подозрение, что Маэстро сам будет искать встречи с нами. Так что не нарвись на засаду, Маэстро на них большой мастер. Вернее — лучший.
Что-то похожее на ревность шевельнулось в груди Глостера, но оценивать свои эмоции он не захотел. Собрался, слог его сделался лапидарным, сдержанно-деловым.
— По моим данным, они отражены в отчете, у Маэстро сейчас частичная амнезия. Следовательно…
— Глостер, надеяться на это можно, а вот рассчитывать — никак нельзя! — живо откликнулся Лир. — Голова — предмет темный, науке неизвестный; все попытки наших яйцеголовых в белых халатах поэкспериментировать с мозгом приводили к нулю. Полному.
Лир откинулся в кресле, закатил глаза под потолок; Глостер приготовился пережить еще один приступ начальственного словоблудия, и не ошибся.
— Я как-то частным порядком встречался с госпожой Бехтеревой; сорок лет она руководит Институтом мозга, академик, при регалиях и мантиях всех университетов; знаешь, как она выразилась? Мозг — инструмент настолько совершенный, что ни один исследователь за все время изучения так и не смог понять его истинного назначения. Все, что люди совершают, — не только простые действия, но и создание великих произведений искусства! — загружает этот странный орган всего на семь-двенадцать процентов мощности. Остальные девяносто процентов так и остаются невостребованными. Тогда зачем они?
Лир приподнялся в кресле и требовательно смотрел на Глостера, по-птичьи склонив голову набок. «Ильич!» — пронеслось в голове Глостера. Лир действительно был сейчас похож на Ленина, вернее, на его карикатуру, впрочем весьма удачную…
Но вот чего Глостер никогда не мог понять — играет Лир искренне, чтобы позабавиться самому или затем, чтобы размягчить собеседника-визави; в такие минуты Глостеру казалось, что Лира два: один — дуркую-щий фигляр, клоун, паяц, другой — затаившийся в этой раскрашенной оболочке убийца, безжалостный, бессмертный и беспощадный.
Кое-как справившись с безотчетно-мистической жутью, нахлынувшей на него вдруг, Глостер вслушался в пустопорожнюю болтовню Лира, и ему стало легче. Может быть, это не Лир, а он, Глостер, сходит с ума? Это бы многое объяснило.
— Есть мнение, дорогой Глостер, — продолжил тем временем Лир, — да, весьма авторитетное мнение, что наш мозг неземного происхождения… И еще не пришло время использовать всю его катастрофическую мощь… Или же… или просто по какой-то причине Бог. наказал людей, вот они и чухаются во тьме, будто свиньи в навозе, используя совершенный, уникальный, нигде в природе не повторенный инструмент на сотую долю возможностей… По-варварски. По-скотски.
Лир вздохнул, взглянул на собеседника требовательно:
— К чему я все это тебе говорю, Глостер? А к тому, что Маэстро, будь он псих или гений, напрягает куда больше извилин, чем большинство людей, так сказать, «в среднем по стране». А еще — применяет умения и навыки. И — мастерство. Не забудь, главное мастерство Маэстро — переправлять к праотцам всех, кто ему мешает. Без покаяния.
Глостер улыбнулся криво:
— Сейчас этого не умеет только ленивый.
— Разве?
— Да. Особенно среди людей специфических профессии. А в моей — дилетантов давно не осталось. В живых.