Время библиомантов. Книга крови

Майер Кай

– Что случилось? – спросил Зибенштерн.

– Когда я в последний раз видела себя в зеркале, кое-что… произошло. – Фурия в замешательстве подбирала слова. – В зеркале роились буквы, из них состояло моё лицо и тело… Целый муравейник букв.

Она услышала, как за её спиной Федра шумно втянула в себя воздух и спросила:

– Ты это тоже видишь?

Фурия осторожно коснулась зеркальной поверхности кончиками пальцев. Она знала, что выглядела просто ужасно, вся грязная и измождённая, но из зеркала почему-то на неё смотрело её обычное отражение. Не мигающие мелкие буковки, а бледная кожа и светлые волосы, и посреди лица – горящие глаза. Она чуть сама

себя не испугалась. Её облик изменился, и девочка задавала себе вопрос: случилось ли это ещё до её встречи с идеями или за последние дни в ночных убежищах? Интересно, Федра заметила, что её глаза изменились? Неужели именно поэтому она надеялась, что Фурия сможет помочь чернильным поганкам? И Зибенштерн тоже увидел в её глазах что-то такое, что заставило его поверить, что девочка может стать его соратницей при крушении и новом сотворении мира библиомантики?

– Тогда ты это тоже видишь. – Федра сама ответила на свой вопрос.

Девочка отвела глаза от своего отражения и обернулась к остальным:

– Теперь уже нет. А что это означает?

Федра и Ментана переглянулись. Герцог отошёл от стола, шагнул к Фурии и крепко взял её за плечи:

– Дай мне взглянуть тебе в глаза.

Она гневно уставилась на него, слишком рассерженная, чтобы, в свою очередь, искать что-то в его глазах. Всего через несколько секунд он выпустил её.

– Так и есть, – произнёс он, вернувшись к Федре. – Она – просветлённая.

Фурия вспомнила, что умирающий экслибр Зибенштерна в резиденции, взглянув на неё, прошептал: «Зеркало», – как будто обнаружил в её глазах что-то, что делало её его союзницей.

– Liber Incognitus, – сказала Федра. – Тебе открылось, что ты состоишь из слов в книге, властвующей над всеми нами. В книге, в которой записаны наши судьбы.

– Но каким образом?..

– Иногда просветлённые могут распознать друг друга.

– Зибенштерн выдумал вас обоих. – Фурия обратилась к Федре и Ментане и кивнула в сторону старика, стоявшего рядом. – Вам этого мало?

Герцог наморщил нос.

– Да, если допустить, что и наш создатель – всего лишь персонаж, описанный в другой книге. – Смакуя каждое слово, он повторил: – Выдумка, как и мы.

Возможно, эта точка зрения помогала Ментане иметь дело с Зибенштерном, не испытывая трепета перед своим творцом.

– Ты слишком мало знаешь об этом, чтобы по-настоящему верить. – В голосе Федры сквозила убеждённость. – Ну да, ты же и не можешь знать много. Но об этом позже. Давайте обсудим, что мы лично можем сделать, чтобы отсрочить катастрофу. Я полагаю, Зибенштерн всё уже тебе рассказал?

– Я думаю, да.

– Идеи уже начали поглощать ночные убежища. Самое позднее через пару дней они доберутся до нашей долины. Никто точно не знает, сколько народу живёт в лагере, может, четыре тысячи человек, может, пять, а может, и больше. Ментана – последний экслибр Зибенштерна, который остался у нас. Пока идеи не оказались здесь, он, вероятно, сможет открыть два или три портала, через которые успеет спастись горсточка женщин и детей. Но боюсь, что нам лучше поберечь его силы.

Федра схватила руку Ментаны. Это прикосновение выглядело не как ласка, а как скрепление договора. Почему-то Фурии было неприятно смотреть на это. Она вновь сосредоточилась на золотых ободках вокруг зрачков Федры.

– Это решение далось мне нелегко, но вместо того чтобы спасти

малую часть населения ночных убежищ, мы попробуем кое-что другое. И здесь в игру вступаешь ты, Фурия.

Федра выпустила руку Ментаны. Он медленно отступил подальше, чтобы она не могла достать его.

– Я рассчитывала, что у нас ещё есть время, – продолжила Федра. – Это было до того, как идеи проникли в ночные убежища. Недавно я послала лазутчика к тебе домой, чтобы выкрасть одну из «Книг творения». – Одиннадцатый том, в котором, по уверению Зибенштерна, определялись судьбы экслибров. Изменить то, что там написано, нам всё равно бы не удалось, но я хотела узнать, что именно там написано.

Старик, стоящий у стола, потупился.

– Я боюсь, что прошло столько времени, что от меня не будет никакого проку. С тех пор, как я в последний раз открывал «Книги творения», прошло более сотни лет. Я давно уже не помню подробностей.

Фурия не была уверена, говорил ли Зибенштерн правду. Не использовал ли он свою забывчивость как предлог для того, чтобы заполучить одну или даже несколько «Книг творения»? С другой стороны, разве кто-нибудь на свете мог бы припомнить каждую подробность двадцатичетырёхтомного труда спустя столько лет?

– В одиннадцатом томе я впервые упомянул экслибров, – продолжил Зибенштерн. – Им посвящена буквально пара страниц, несколько сумбурных идей, не получивших развития. Откуда же мне было знать, что именно эти фразы когда-то будут определять судьбу всего мира библиомантики?..

Может быть, Зибенштерн переигрывал, чтобы убедить Фурию? Он всегда был склонен к пафосу, как в своих романах, так и в реальной жизни. Тем не менее сейчас у девочки было ощущение, что он искренен в каждом слове.

– Если бы я никогда не упоминал экслибров, если бы они в один прекрасный день не начали выпадать из книг, Академии не нужно было бы предпринимать что-то против них. Убежища никогда бы не были построены. Война бы не разразилась вовсе.

– Не обвиняй себя во всех смертных грехах, – сказала Фурия.

– Мир развивается вместе с его обитателями, – вставила Федра. – Не эта война, так какая-нибудь другая… Кто знает, что было бы, если бы история пошла другим путём.

Зибенштерн гневно затряс головой:

– Я допустил преступную небрежность! Пара слов о том, что когда-нибудь в будущем персонажи будут выпадать из книг… Я не отдавал себе отчёта в том, какие последствия это обстоятельство может иметь. Нужно было прописать правила, законы, ограничения. Вместо этого я просто не обратил на это внимания. Ирония судьбы заключается в том, что мне нужно было прислушаться к критикам ещё на стадии написания романов. Они упрекали меня в том, что мои произведения слишком схематичны, что они затрагивают слишком много вопросов, что они перегружены идеями. Если бы я учёл эти замечания при написании «Книг творения», мы бы могли избежать множества проблем.

– Если бы да кабы! – пренебрежительно заметил Ментана. – Всё это увёртки для слабаков. Нужно наконец что-то предпринять, а не только посыпать голову пеплом из-за ошибок, совершённых когда-то в прошлом.

Фурия повернулась к Федре:

– Экслибр Зибенштерна, которого ты послала в резиденцию, убил одного из моих друзей.

Федра хотела было что-то ответить, но её опередил Ментана:

– Ему не следовало становиться на пути у нашего лазутчика, тогда с ним бы ничего не случилось. Оба остались бы живы, и твой друг, и наш человек.