Время «Ч», или Хроника сбитого предпринимателя
Шрифт:
— Так у него уже есть три таких предупреждения, — осторожно напоминает кадровичка, — Вал…
— Значит, ещё одно объявите! — наступая, гремит в динамиках раздражённый директорский голос. — Мне вас учить что ли?
— Хорошо, Валерий Николаевич.
Селекторное совещание сейчас слушают все, во всех цехах и службах. Работы обычно прекращаются, потому что начальники цехов, их замы и мастера, обязаны находиться в кабинетах начальников цехов, участвовать в совещании. Пользуясь этим, работяги, не выключая станков, вытирая ветошью руки, быстренько собираются за столами «Для отдыха», под неподалёку висящими
— Так то! — довольными нотками вибрирует директорский голос в динамике. И снова сурово. — Слыхал, транспортный?
— Угу! — доносится в ответ, но с вызывающей, укоризненной бодростью. — Спасибо, Валерий Николаевич!
— Пожалуйста, Виктор Васильевич! — в свою очередь саркастически, расшаркивается директорский голос, и вновь звучит грозно, с нарастанием, для всех. — И хватит мне паясничать тут, понимаешь! Это вам не самодеятельность здесь какая… танцы-шманцы! У нас завод, понимаешь! Государственное предприятие! Забыли?! Госплан! Госзаказ!! — и оборвал на высокой ответственной ноте, как задохнулся. Выдержав внушительную грозную паузу, словно на весах взвесив важность сказанного, уже серым, безапелляционным, начальственным тоном, продолжает вести селекторное совещание. — Ты слышишь, Сташевский… Шестой?
— Слышу!
— Берёшь, значит, технику, снимаешь всех своих тунеядцев, и к вечеру, чтобы три вагона металлолома были у меня сданы. Понял? Три!
Рабочие шестого цеха, играя в домино, жмурясь от дыма сигарет, понимающе с усмешкой переглядываются, ожидают «законный» вопрос. И он звучит.
— А как же тогда план по-цеху, Валерий Николаевич? — спрашивает в динамике голос начальника шестого цеха.
— Да на хера мне сейчас нужен твой план! — вновь злостью взвивается голос директора от ярости и негодования, — если у меня партбилет из-за тебя, разгильдяя, завтра в Крайкоме отберут. Я же не сумасшедший! — в динамиках слышатся невнятные, сдержанные возгласы понимания и поддержки присутствующих в кабинете директора, и явно укоризненные, внятные, в адрес безответственного начальника шестого цеха. Голос директора, получив подхалимскую поддержку, крепнет. — Кто у нас за металлолом на заводе отвечает, я спрашиваю, ты или я? — ехидным тоном интересуется он, и сам же себе отвечает, как рубит. — На заводе — ты! Приказ помнишь? Кадры!..
Кадровичка от волнения отвечает с преступным запозданием. От этого голос её звучит совсем невнятно.
— Слушаю вас, Вал…
— Что вы мне мямлите там!.. — перебивая, уже всерьёз злится директор. — Не выспались, что ли? Я вас спрашиваю, его роспись под приказом есть?
— А как же! Есть, Валерий Николаевич. Всё, как положено. — Звенит напряжённый от испуга женский голос начальника отдела кадров. — Александр Александрович сразу тогда расписался…
— Вот, значит, выполнять обязан. — Резюмирует директор.
— Да я понимаю… что обязан, — вяло соглашается начальник шестого цеха, — а где я его возьму столько? Три вагона, это же сто восемьдесят тонн!
— На территории, Сташевский, я сказал, на территории. — Раздражением бьётся директорский голос. — Соберёшь всё, что не отмечено крестиками… Понял? Главный инженер,
— Так точно, Валерий Николаевич, мелом, давно. — Мгновенно реагирует голос главного инженера.
— Вот, значит, всё уже для тебя на заводе мы сделали, товарищ Сташевский. Только пройдись, не ленись. Что без крестиков, значит, всё в вагон. Понял?
— И даже если новое, но без крестиков, тоже грузить? — с тонким сарказмом в голосе переспрашивает начальник первого цеха. Ему можно оппонировать директору, все знают, он недавно Орден Ленина за долгую трудовую деятельность на заводе и высокие цеховые показатели получил… Давно пенсионер, но член бюро Крайкома.
— Тоже… я сказал! Всё! Всё в вагон, — рокочет тяжёлыми басами динамик. — Даже если в масле! даже если в ящиках!.. Сдача металлолома — это сейчас главное. Как Госзаказ… со всеми вытекающими, значит… Понятно я говорю? Понятно?
— Понятно.
— Так то! Главный инженер! Проследи выполнение, вечером доложишь.
— Есть, доложить.
— Кадры!
— Я слушаю вас, Валерий Николаевич!
— Не выполнит сегодня Сташевский сдачу металлолома, лишить его премиальных.
— По этому месяцу уже есть, Вал…
— Значит, выговор ему… — перебивает директор.
— Извините, тоже уже есть, Валерий Николаевич. Даже два… не сняты…
— Значит, будут три, я сказал! — рубит директор, делает паузу, чтобы коллектив особенно ярко прочувствовал тяжесть наказания, и уже почти весело обращается к слушателям. — Так, начальники цехов и служб, загадать вам загадку: почему у плохого танцора никогда, ничего не получается?
Через короткую паузу из динамиков (там, в директорском кабинете) доносится редкое, но со вздохом облегчения: «Знаем…» «Ага!»
Кто-то из рабочих, азартно вскидывая руку с костяшкой домино, громко подсказывает динамику: «Яйца ему мешают, вот что». И грохает по столу доминошной костяшкой: Х-ха, мужики, «рыба! Проиграли. Всё, кончай перекур, толпа, совещание закончено. По местам. Скоро обед». Смахивая домино к центру стола, работяги бросают окурки в железное ведро, косясь на динамик, быстро поднимаются… На ходу обсуждают, какому цеху сегодня больше на орехи досталось.
— Вот именно, яйца! — словно подслушав подсказку, обрадовано подхватывает директор, и заканчивает вновь сурово и для всех. — Так что, работать, работать и работать! За производственный план шкуру со всех начальников цехов буду снимать. — Хмыкая, поправляется. — В смысле, стружку. — Это уже в адрес ответственного за сдачу металлолома. — Всем понятно?
«Да». — Вяло доносится из динамиков. «Понятно, Валерий Николаевич». «Ясно…» «Бусделано!»
— Вот и хорошо! Совещание закончено. Всем работать! Плановик, зайди ко мне!
То ли коллективная игра это такая, то ли работа в этом заключается… Пожалуй, всё вместе.
Знаем, как «бьются» на предприятиях за количество и качество продукции — никакая Госприёмка не помогает; как составляются отчёты; как проходит борьба с пьянством и прогулами; как проходит политучёба; ДНД; как загоняются люди на майские и ноябрьские демонстрации, как проходят совещания передового рабочего актива — это всё смех и смертная тоска. Надоели бесконечные и сплошные приписки и враньё, враньё и приписки. Ну, сколько можно?!