Время, чтобы вспомнить все
Шрифт:
— Я и не знала, что у нас есть слабости, — сказала Шарлотт. — По крайней мере такие, которыми Монтгомери могут воспользоваться.
— В таком случае к черту осторожность, действуй!
— Мне понадобится твоя помощь. Возможно, ты услышишь о каких-то их намерениях, которым мы можем помешать. Я рада, что не позвонила ей, когда она сюда переехала.
— Да, теперь это выглядело бы лицемерием, — сказал Бен без тени улыбки на лице. — А может, тебе устроить большую вечеринку, а их не пригласить?
— О, Бен! До чего же мужчинам не хватает утонченности.
— Это точно. Если бы, скажем, Бланш решила завести
— Бланш? В Гиббсвилле? Никто не заводит любовников в Гиббсвилле, — сказала Шарлотт. — Где она будет с ним здесь встречаться?
— И я часто об этом думал.
— Ты думал? — спросила Шарлотт.
— Ну да, и ты, моя дорогая, тоже об этом думала, иначе ты бы не задала такой вопрос.
— Боже, Боже, Боже мой! Какие же мы сообразительные. Я знаю, где они могут встречаться. В летнем доме. Было нашумевшее дело, и тебе оно известно не хуже, чем мне.
— Да, и с тех пор ни одна уважаемая женщина Гиббсвилля не ездит в летний дом без мужа. Летние дома практически стали синонимами мест тайных свиданий. Так, все эти разговоры не по мне. Ты, моя дорогая, сама выбери форму мести, но не запускай машину в ход, не посоветовавшись со мной. У нас в кладовках тоже найдется с парочку скелетов.
— Я не люблю это сравнение.
— Это не сравнение, это метафора. Я и не думал, что ты ее любишь, но, пожалуйста, не забывай: о нас с тобой тоже можно распустить отличную сплетню. Заботливая мать, но при этом не жена своему мужу.
— Можешь, Бен, прийти ко мне в спальню сегодня ночью. Если ты испытываешь такое сильное желание, что готов рисковать моей жизнью и наверняка, наверняка наградить меня ребенком, который даже и… для такого нет и названия. У тебя есть сын, здоровый, красивый, которым можно гордиться. Но ты не видел тех других, а я их видела. Как бы то ни было, ты имеешь право на мое тело, я полагаю.
— Ладно, Шарлотт, прекратим этот разговор.
— Я его прекращу, если будет по-моему. Я тебе вот что скажу, Бен. Если ты придешь ко мне в комнату и если у меня снова родится один из этих… предметов — никак по-иному их не назовешь, — клянусь тебе: я приму яд, утоплюсь — все, что угодно…
— Шарлотт, тебе не грозит опасность.
— Когда ты так говоришь, я ни в чем не уверена, — сказала Шарлотт. — Я, наверное, пошлю записку Бесс, попрошу ее выпить со мной чашку чаю. А тебе, Бен, дорогой, почему бы не выкурить сигару? Они тебя всегда успокаивают.
— Да, пожалуй, я выкурю и выпью стаканчик бренди.
— Виски, Бен. От бренди у тебя начинает колотиться сердце.
Бесс Миллер Мак-Генри была крупной блондинкой, родившейся в Пенсильвании и усвоившей вполне определенную манеру поведения: она внимательно прислушивалась к каждому слову каждого собеседника, неотрывно следя за беседой и переводя взгляд с одного говорящего на другого, так словно была безмолвным посредником и справедливым, хоть и не обладающим властью судьей. При этом рот у нее всегда был полуоткрыт, точно она повторяла слова говорившего, но когда ее просили высказаться, она терялась от неожиданности и не знала, что сказать. Вдобавок у нее была привычка кивать в знак согласия сидевшему напротив нее собеседнику еще до того, как он начинал говорить. Она не хотела никому доставлять никаких неприятностей, не хотела ни от кого иметь никаких неприятностей, и ее жизнь была посвящена благополучию
Бесс Мак-Генри знала, что приглашение на чай в дом номер 10 на Северной Фредерик было связано с происшествием на утреннике у Монтгомери. Сама она намеревалась забыть эту историю и никогда больше не вспоминать. Ее сын Артур уже был наказан за участие в нем, и его не только лишили десерта, но и ужина, однако причина наказания заключалась в том, что, уйдя с утренника раньше времени, Артур нарушил этикет, — преступление несколько иного рода, чем то, другое, более утонченное, заключавшееся в нарушении правил, установленных хозяевами дома. В семье Мак-Генри все было проще.
У Шарлотт среди ее приятельниц установился статус полуинвалида, и все они знали, что «Шарлотт не выходит на люди». Таким образом, визит к Шарлотт всегда начинался с обсуждения ее здоровья. Однако в те времена люди по большей части были сдержанными и не видели никакой необходимости вдаваться в анатомические подробности. У Шарлотт была некая женская болезнь, но какое бы мучительное любопытство ни разбирало ее приятельниц, ни одна из них не стремилась разузнать, чем именно Шарлотт страдала, а Шарлотт, разумеется, не собиралась никому ничего рассказывать.
— Вы, Шарлотт, хорошо выглядите.
— Спасибо, Бесс. И вы тоже. Этот цвет поразительно подходит к вашим глазам.
— О, этот? Я купила материал в Филадельфии в прошлом октябре и попросила миссис Хэммер сшить мне из него платье. Я собиралась избавиться от миссис Хэммер, но когда она сшила мне это платье, решила не спешить.
— Ей так нужна работа.
— Да, ей действительно так нужна работа. Сколько, Шарлотт, вы ей платите?
— Последнее время она мне ничего не шила.
— О, она вам ничего не шила?
— В последнее время не шила, но я столько шью сама, что мне, помимо этого, почти ничего и не нужно. Я люблю шить.
— Вы всегда любили шить, правда? Если бы только у меня было больше времени для приятногошитья! Я чиню детские вещи и шью кое-что для Артура, а на фасонное шитье времени не остается.
— Да, я тоже делаю кое-что для Бена и вседля Джо. Я только не люблю штопать.
— О, я тоже не люблю штопать. Штопанье — такая канитель, правда? У меня дома стоит корзинка, полная вещей для штопки, и каждый раз, когда я на нее смотрю, она точно говорит мне: «Бесс, ты пренебрегаешь штопаньем».
— Ох уж эти мальчиковые чулки, — сказала Шарлотт.
— Именно мальчиковые чулки я без конца и штопаю.
— Но это не тягостная обязанность, не для наших детей. Артур чудный мальчик. Мы с Беном так радуемся, что у Джо такой замечательный друг, как Артур. Лучший друг.
— О Боже мой! Джо — это… Я даже не могу выразить словами, как мы любим Джо.
— И они прекрасно ладят.
— Правда же? Так прекрасно ладят.
Шарлотт вздохнула.
— Я не понимаю, как такая женщина, как Бланш Монтгомери… как она может называть себя леди?