Время гарпий
Шрифт:
За ужином Геля на ноутбуке показала ему все, что за пятницу, выходные и понедельник наговорило руководство театра, какие заявления для печати сделали все, кто имел хоть какое-то отношение к балету.
Директор театра сразу же заявил о возможной причастности к нападению на худрука балета Мылина известного танцовщика Николая: «У меня ощущение только одно: все, что случилось, — это закономерный итог того беспредела, который создавался в первую очередь Николаем Илларионовичем. Поливание грязью театра и его сотрудников, постоянные интриги и уверенность в собственной
— Геля, а ты же ночью мне это говорила, со слов Николая Илларионовича! Ему уже это заявили, — вспомнил Александр. — Директор-то что, заранее это заявление сделал? Странно… Пресс-релиза в три листочка от них не дождешься, а здесь они заранее заявления делают!
— Не знаю, Саша! — отозвалась Геля. — Нас всех на допрос вызывают. Николая Илларионовича уже привлекли к расследованию в качестве свидетеля. Сказали, что его будут допрашивать на детекторе лжи.
— Геля, прекрати реветь! С ним все будет хорошо! — сказал Александр, тяжело вздыхая.
— Статьи какие-то странные выходят, — всхлипывая сказала Геля. — Будто нарочно так пишут: «Премьер балета заявляет о покушении на Мылина: «Я тут абсолютно ни при чем!» Как так можно? А бывший министр культуры его везде называет «балерун». Написал статью: «Я бы этого балеруна давно уволил!»
Александр быстро просмотрел статью бывшего министра культуры, поняв, что началась настоящая кампания шельмования Николая Илларионовича. При этом Мылин превозносился, как «самой яркий персонаж из руководства театра»: «Удар был нанесен по самому яркому персонажу из руководства театра, самому публичному… это плохо репутационно для театра в целом: потому что повеяло чем-то декаданснопозапрошловековым; в этом во всем есть какая-то демонстративная театральность, дурная провинциальность».
Игнатенко удивило, что повсюду мелькали ссылки и на заявления Антона Борисовича, который сразу же после покушения на жизнь Мылина прочно обосновался в театре.
— Геля, а почему во всех статьях интервью дает Антон Борисович?
— Не знаю! Но Юля из кордебалета вчера в раздевалке рассказывала, что видела его прямо там. Даша точно ничего не знала, она к Мылину побежала. А Антон Борисович смотрел на все и улыбался… А потом выложили такой ролик с Мылиным в Интернет… Все говорят, что не похоже на химический ожог, он был в плотной повязке. А в понедельник Каролина говорила, что Мылин сделает круговую подтяжку лица и уберет близорукость, тогда на ней женится. Ну, чтобы помолодеть.
— Ни фига себе! — удивился Игнатенко. — Знаешь, я лично не могу избавиться от ощущения, что это какая-то подстава! Чтобы не отвечать за растрату профсоюзной кассы!
— Но у них все схвачено и согласовано! А Мылин заявил в газетах, что знает заказчика преступления, но назовет его имя только по согласованию со следствием, — сказала Геля. — Вот он уже заявил: «…это мужчина лет 25, плотного телосложения и в маске».
«Какая еще маска?» — подумал Александр, читая заявления Антона Борисовича разным СМИ.
Тесть худрука Мылина заявил: «Заказчик преступления находится внутри театра!»
…мы застали тестя пострадавшего, Антона Борисовича, который рассказал нам обо все, что произошло и происходит сейчас с его зятем… Худруку театра отомстили, плеснув в лицо кислотой.
— Антон Борисович, наши соболезнования! Когда мы об этом услышали, подумали, что это личное, ревность какая-то… — Да ну что вы! Это все явная месть за то, что мой зять действительно работает и пытается что-то сделать в театре. И это особенно страшно!
Тесть главного балетмейстера театра Мылина также заявил, что знает, кто стоит за жестоким преступлением, и предложил напавшим на его зятя добровольно сдаться в полицию. По его мнению, заказчики преступления не оставят исполнителей в живых: «Думаю, исполнителям этого жуткого преступления нужно сегодня же явиться с повинной в полицию и признаться в содеянном. Их жизни реально угрожает опасность, поскольку за этим стоят очень серьезные заказчики… Они не оставят свидетелей, — обратился к преступникам через прессу Антон Борисович. — Мы, члены семьи, знаем, кто за этим стоит. Это люди, которые хотели или сместить Сережу с должности или сделать его подконтрольной фигурой. К сожалению, в театре сейчас творится беспредел из-за раздела власти.
— Слушай, Геля, а хоть кто-то нормально о нас пишет? — поинтересовался он.
— Да! Пишут! Какие-то странные женщины в Интернете! — ответила Геля. — Очень хорошо пишут. О бывшем министре написали, что — как отмененные деньги, он перестал появляться в театре. Замдиректора Мазепов вообще на больничном. А Никифорова и директор все сказали и как будто выдохлись.
— А чего ты тогда плачешь? — спросил Игнатенко виновато.
— Мне Николай Илларионович передал, чтобы ты тоже читал «огуречные» ресурсы и повторял все, что там пишут, — заплакала Геля. — А раз так, значит, он знает, о чем говорит. Он сам тоже сейчас все читает…
— Геля… любимая, — сказал Сашка, глядя на нежный профиль Ангелины, склонившую головку. — Вы догадались, да?
— Саша, я звонила Славке и Васильеву! Прости! — призналась Геля. — Потом, когда все насели на Николая Илларионовича, я рассказала, как ты пытался Мылину петицию вручить, как мне не нравился этот Загоруйко, который постоянно возле тебя крутился. И сказала, что ты собрался идти к следователям.
— А ты откуда знаешь? — удивился Игнатенко.
— Ты до утра во сне кричал, — сказала со вздохом Геля. — Ты кричал, что никого не просил «захерачить», что сам пойдешь в тюрьму… Ты ведь все мне расскажешь?
— Да, расскажу! — ответил Игнатенко. — А что сказал Николай Илларионович?
— Вот он и сказал тебе сидеть тихо, читать «огуречный» блог и портал! — ответила Геля. — Но сказал, что тебе нельзя им поддаваться, у них это какая-то инсценировка. Ты ролик-то посмотри! А Юлька сказала, что от Мылина сильно пахло мочой, а вовсе не кислотой.