Время и комната
Шрифт:
Человек с шестом. Оставь мой товар в покое. Что он тебе плохого сделал?
Женский голос. У тебя все еще руки чешутся, Руди?
Хозяин. Как это — чешутся?
Женский голос. Ну у тебя же всегда чесались руки.
Хозяин. Нет, прошло. Скажи мне: что это такое? Дырка в пластике. Вот если бы ты разрекламировал их как волшебные горшки, если бы ты мне сказал: «Если приставить горшок ко лбу и наклонить голову вниз, вся ваша головная боль — фьють и
Человек с шестом. Видите: это мой друг. Мы друзья. Но уверены ли мы в этом? Так ли уж на все сто, а?
Хозяин. Мы старые друзья, потому что мы не придумали ничего лучшего.
Человек с шестом. Да. В этом что-то есть. И все же ясно одно: хоть мы знакомы уже целую вечность, мы все еще терпеть не можем друг друга.
Хозяин. Остается пара скромных оговорок, которые мы бережем друг для друга. Так сказать, известное чувство неуверенности.
Человек с шестом. Я бы сказал, чувство скрытого недоверия. Точнее — непреодолимой антипатии. Или — ледяного презрения.
Хозяин. Да, что-то вроде легкого смущения, что-то вроде налета сомнения насчет того, как надо верно оценивать другого.
Человек с шестом. Будем до конца откровенны: в глубине души — в глубине души в отношениях между нами царит ужас друг перед другом.
Хозяин. В глубине души? Ну, нет. У меня там снова возникает хорошее, здоровое, прочное чувство к тебе.
Женский голос. Нежная душа, этот твой Руди. Настоящий друг. Руки крепкие, как дерево. Лоб массивный, как скала. Глаза — целая поэма. И тем не менее: он мне не нравится.
Входит Слепая, грациозно постукивая впереди себя палочкой.
Слепая. Такси!.. Такси!.. (Останавливается, прислушивается.) Такси… Есть здесь кто-нибудь?
Макс. Вы заблудились. Дорога совсем в другой стороне.
Слепая. Ваш голос мне знаком. Вы не маленький актер из бара «Follow me»?
Макс. Маленький актер — это сказано, пожалуй, слишком сильно…
Слепая. Переведите меня через дорогу, Максимиллиан Штайнберг.
Макс. Нет тут никакой дороги.
Слепая. Тогда проводите меня к остановке такси!
Макс. Я не могу отсюда отлучиться. У меня дела…
Слепая. Проводите меня! Я шарахаюсь от каждого грузовика.
Женский голос. Бедняжка!
Макс. Она не знает, что заблудилась на пустой сцене. Не знает, что мы выставляем себя здесь на потеху толпы; если бы она это знала, она бы умерла со страху.
Хозяин. Но мы этого тоже, в сущности, не знаем. (Скрывается в павильоне.)
Макс. Я знаю. Но мне на это наплевать. Как и на все остальное. Поэтому вы можете, пожалуй, точнее всего определить степень моего омертвения. Моего внутреннего омертвения, которое я волоку на себе.
Хозяин. У каждого шута свой колпак.
Макс. Каждый — шут при другом шуте. И ни у одного больше нет короля.
Слепая (Человеку с шестом). Отведи меня домой. Мой рассказчик от меня сбежал. Ты должен прочесть мне историю на ночь.
Темнота. Лишь луч прожектора, прикрепленного на громкоговорителе, из которого тихо-тихо доносится хрипящая музыка. Слышно, как в игровом павильоне падают с полок жестянки.
Хозяин. Ну как в такую темень выбраться из этой проклятой конуры? Почему тут нет ни одного фонаря?
Фолькер (кричит из кулисы). Тишина, пожалуйста! Внимание! Продолжаем репетицию. Вы готовы?
Голос за сценой. Ну что там такое? Что сейчас репетируют? Почему никто никому ничего не объясняет?
Голос помрежа (через громкоговоритель). Второй акт, седьмая сцена. Фрау Грубер и господин Йозеф, пожалуйста, ваш выход.
Карл Йозеф. Кто-нибудь может мне показать, как тут пройти на сцену? Что за разгильдяйство!
Фолькер. Стоп! Ассистента! Рюдигер!
Эдна Грубер (за сценой). Нет ничего лучше каббалистической системы, чтобы сохранять внутреннюю форму.
Человек с шестом (за сценой). Мой сын уже с двенадцати лет знает все про вторую мировую войну. С ходу назовет дату любого танкового сражения, любой бомбардировки…
Фолькер. Тишина, пожалуйста! Соберитесь! И — начали!
Освещенная сцена без актеров. Павильон унесли. Остался лишь шест с громкоговорителем. На помосте у стены стоит радиатор отопления, за ним коробка с бокалами для шампанского. Со стены спускается Эдна Грубер и Карл Йозеф. Эдна присаживается на радиатор и наливает шампанское в бокал.
Карл Йозеф (в роли профессора Брюкнера). «Мендель{56}, великий Грегор Мендель тоже причесывал свои статистические данные. И никому не приходило в голову называть его из-за этого шарлатаном».