Время игры
Шрифт:
А знает ли господин Славский наизусть словарь господина Даля, язык палубы балтийских броненосцев и изысканный стиль пересыпских биндюжников, раз уж мы в Одессе?
Знает, нет – не суть важно, но за дни их знакомства пока не допустил ни одного прокола…
– Что? Славский, по-вашему, – англичанин?
– А по-вашему – кто? – Тут же, для поддержания разговора и якобы для лечения, он подал капитану маленькую голубоватую таблетку, две галеты с вложенным между ними кусочком ветчины и хорошую стопку виски.
– Я как думал, так и думаю, что русский.
Голубая таблетка из специальной аптечки Шульгина, предназначенная для очень мягкого, аккуратного развязывания языков, когда собеседник начинает выбалтывать тайны, не видя в этом ничего необычного, напротив, считая, что именно так и следует поступить из неких высших соображений, начинала действовать.
Сейчас немец вообразил, что, во-первых, они оказались в таком положении, что друг Ричард должен наконец узнать правду. Неизвестно, удастся ли им спастись, а позволить хорошему человеку умереть, даже не понимая, отчего он оказался в подобном положении, – непорядочно.
Во-вторых, если они выберутся, то на лучшего соратника, чем Мэллони, нечего и рассчитывать, он это уже доказал неоднократно.
В-третьих, фон Мюкке имел не только право, а и обязанность по ходу дела вербовать себе помощников.
Ничего этого Шульгин капитану не внушал, в том и заключалось коварство препарата, что заставлял мозг пациента по собственной инициативе находить убедительные обоснования необходимости немедленно поделиться своей тайной.
И за следующие полчаса фон Мюкке наконец-то признался своему спасителю, что еще в начале этого года он был не то чтобы завербован, а приглашен на службу в одну могущественную организацию резко националистического толка, ставящую своей целью возрождение самосознания германской нации и реванш за позорный Версаль.
– Это что же, «Стальной Шлем», или партия Гитлера – Штрассера? – поинтересовался Шульгин. – А может быть, наоборот, сторонники Вальтера Ратенау? То есть вопрос в чем? Вы собираетесь идти к реваншу с Россией против Антанты или с Антантой против России? И с какой Россией вам больше по пути: с красной или с белой?
– Сложные вы мне вопросы задаете, – с некоторой даже тоской в голосе ответил фон Мюкке. – Понятно, что вы мой спаситель, и я вам должен, как обещал, правду сказать. А как я вам ее скажу, если и сам не знаю. Вот хотите – верьте, хотите – нет, а я ведь по-прежнему всего лишь моряк. Не торговец я машинами и котлами, хотя, если сумею продать, кое-что с этого поимею. А вообще-то мне была обещана помощь очень высокопоставленных людей из окружения Кемаля-паши, чтобы устроиться служить на «Гебен». Я ведь, честно признаться, больше ничего и не умею. А тут есть шанс стать даже и командиром. Как мне сказали, многим турецким деятелям нужен противовес слишком уж усилившемуся влиянию русских…
– Так. Это и вправду интересно. Но разве сейчас все подобные посты не занимают русские офицеры? Я читал…
– Да, пока занимают. Но уже и в ближайшем окружении Мустафы Кемаля зреет недовольство.
Психологическая и историческая инерция, знаете ли. Ведь большинство турецких офицеров, их отцы и деды привыкли видеть в русских извечных врагов, а в европейцах – советников, финансистов, военных инструкторов и так далее. Пусть даже русские помогли выиграть последнюю войну, полгода-год – слишком малый отрезок времени по сравнению с веками. Все еще можно отыграть назад. Далеко не всем нравится, что русские фактически контролируют проливы, строят свой город на подступах к Стамбулу… В общем, переплетается слишком много факторов, а в итоге – лично у меня появляется редкостный шанс…
– Я вас прекрасно понимаю, – кивнул Шульгин. – Грех не воспользоваться. Такой человек, как вы, прямо рожден для подобных авантюр. А я? Как видите вы мою роль в этой истории?
– А вы, мой друг, можете стать моим ближайшим помощником и партнером. С вашим опытом, знанием Востока, надеюсь, и неплохими связями в метрополии…
– Почему бы и нет? Я уже занимался чем-то похожим в Бирме и Южной Америке, хотя и на уровне племенных вождей, а не правительств в недавнем прошлом великих держав. Но отчего не попробовать свои силы на более высоком уровне. Только имеете ли вы соответствующие полномочия? Как все это будет выглядеть?
– По правде сказать – пока не знаю. Но если мы доберемся до Стамбула, я вступлю в контакт с людьми, к которым имею рекомендации… Там посмотрим, а пока вы будете числиться именно моим близким другом и напарником. Осмотримся, потом будем конкретизировать наши позиции…
– А… – собрался Шульгин задать следующий вопрос, и тут услышал отдаленные шаги Славского. – Все. Пока молчите, Гельмут. Позже продолжим… Мне ваши тайны вообще ни к чему, но терпеть не могу дураком себя чувствовать в чужих играх…
… Славский вошел, осторожно неся перед собой стаканчик.
– Поздравьте с успехом, господа. Нашел. Там по стене сочится струйка. Очень слабенькая, но все же. За час вот набралось.
Он протянул стакан фон Мюкке, и тот, смакуя, выцедил ровно треть.
– Пейте, пейте, ваша доля – половина. Я уже напился. И пристроил там мешочек. Часа через три, думаю, у нас будет приличный запас.
Он уселся в углу, с наслаждением расправил затекшую во время сбора воды спину, закурил папиросу.
– А вы чем без меня занимались?
– Чем тут заниматься? Сделал вот Гельмуту массаж. Он явно идет на поправку. Выбраться бы наружу, попарить его в содовой ванне, растереть бальзамом на змеином яде, – подмигнув фон Мюкке, ответил Шульгин. – Так что принимайте вахту, а я отправлюсь на дальнейшие поиски.
И вот еще что, господин Славский… Давайте-ка отойдем на минутку.
За ближайшим поворотом он, до этого вроде бы дружески поддерживая Станислава под локоток, внезапно резко сжал его пальцы. Так, что тот сдавленно зашипел от боли.