Время кобольда
Шрифт:
И да, это больно.
– Знаешь, в боли главное не интенсивность, а регулярность. Так что мне почти не стало хуже.
– Зато у тебя теперь есть Нетта, а у меня нет тебя.
– Я вот он, Клюсь.
– Не клюськай! Ты лишил меня удовольствия называть тебя паршивым старикашкой, обломщик! Потому что это стало похоже на правду!
– Извини, возраст берёт своё.
– Ладно. Я на вас зверски злилась.
– Я догадался.
– Знаешь, для меня это тоже была коробка Шрёдингера.
– Что?
– Наши отношения. Которых не было. Коробка в которой кота отродясь не сидело, но, пока она закрыта,
– Клюся…
– Не клюськай! Дай сказать! Я знаю, что у нас ничего никогда не могло быть. Я и не хотела, чтобы у нас что-то было. Если бы я этого хотела, оно бы случилось, не такой уж ты стойкий, как притворяешься. Но это бы всё испортило, мне больше нравилось «а если вдруг». Нравилось дразнить, зная, что ты не поведёшься. Ты был пластырем на моих ранках. Пластырем, который я всё время дёргала, чтобы сделать себе больно, но при этом не отдирала, чтобы не пошла кровь. Даже не думала, каково при этом тебе. Та ещё сука, правда?
– Бедная девочка.
– Ой, Аспид, вот только не надо меня жалеть. Это мой выбор – ковырять свои болячки, не давая им зарасти. Я такая же унылая жопа, как ты. Мне нельзя быть счастливой, это буду не я. Это будет самодовольное говно в форме Клюси. Бр-р-р, даже представить противно. В общем, я чего сказать-то хотела? Первое – я люблю тебя, гнусный развратный старик, который свински проигнорировал все мои сексуальные провокации. Не как мужчину, не как отца, не как там ещё себе Настя насочиняла на почве психологических курсов. Я тебя люблю как Аспида, говнюка такого.
– И это меня считают сумасшедшим?
– Правильно считают, кстати. Но я безумнее. Я девочка, мне можно. Да, чуть не забыла – второе. Я вас простила. Тебя и Нетту. Я больше не злюсь. Ну, почти.
– Как тебе удалось?
– Просто поняла, что Нетта – это тоже ты. Если я люблю тебя, то автоматически люблю и её. Тем более, что она, в отличие от тебя, добрая, умная и красивая. Может, мне начать теперь её домогаться?
– Клюся!
– И не клюськай! Только ты мог настолько себя ненавидеть, чтобы выдавить всё хорошее в отдельного человека и в него же влюбиться. Настя не догоняет – ты не просто нарцисс, ты супермеганарцисс с положительной обратной связью!
***
– Оте-е-ец! Ты опять завис? – выдернула меня из воспоминаний дочь.
– Внимателен!
– Чёрта с два! Я назвала сумму. Теперь ты должен выбрать, что все эти люди, которые незаслуженно хорошо к тебе относятся, подарят тебе на юбилей. Я набросала список, того, что укладывается в бюджет, но если у тебя есть какие-то оригинальные идеи, то…
– Дай список.
– Вот, на обороте.
Я взял карандаш, зажмурился и, перевернув лист, ткнул наугад, сделав дырку.
– Вот так, да? Серьёзно? Па-а-ап!
– И не вздумай говорить мне, что это.
– Я лучше скажу тебе, что ты редкостный душнила.
– Ты это говоришь мне с пятнадцати лет.
– Правда? Я так рано поумнела?
– А был бы нормальный отец, так и жила б дура дурой.
– Да, тут ты прав. Я тебя люблю.
– И я тебя.
***
– У вас с Анютой прекрасная дочь, – сказала Нетта, когда Настя вышла, раздражённо помахивая дырявым списком.
– Не обижайся, она пока не решила, как к тебе относиться. Ты не вписываешься в диагноз. Если бы я, разведясь с Мартой, женился на Клюсе – была бы типичная придурь стареющего мудака. Неприятно, но объяснимо. Ты – нечто совсем другое. Со временем она придумает, как это описать в привычных терминах, повесит на тебя ярлык и успокоится. А сейчас ей не до нас, у неё внезапно снова есть мама.
– И Эдуард.
– И Эдуард.
***
Когда-нибудь я смогу с этим смириться. Наверное. Во всяком случае, он её, похоже, действительно любит. Хотя планы на превращение мира в Большую Дораму утонули в болотной воде, мой заместитель так и остался в «Макаре». Его испытательный срок всё ещё действует, я не могу его уволить, и уже не уверен, хочу ли. С тех пор, как в Жижецк вернулся вечный дождь, я никому не дам добраться до детей, а сам по себе Эдуард не так уж и плох. Позитивный и лёгкий в общении, яркий оптимист, генератор весёлых активностей, неистощимый придумщик общих занятий и игр для воспитанников. В общем, полная противоположность мне. Наверное, за это Настя его и выбрала.
Утешаю себя тем, что если у них дойдёт до потомства, то внуки будут хотя бы красивые. Не знаю, на какой стадии их отношения и знать не хочу. Руки её он пока не просил, а с сердцем сами разберутся, не маленькие.
Частично план Эдуарда исполнился. В нашей жизни теперь есть немножко Дорамы, зато больше нет «ушибков» – первых «блинов комом» программы «замещения плохих людей хорошими персонажами». Хорошие персонажи плохо перенесли плохую реальность. Потом прицел поправили, но и персонажи оказались уже не так хороши. Люди как люди. Без Дорамы ушибков перестал раздирать экзистенциальный кризис, теперь они обычные травмированные подростки, в «Макаре» таких каждый первый. Зато персонажи Дорамы, к досаде Лайсы, ходят по улицам, и не спрашивайте меня, что они такое. Какая разница? Проблем от них не больше, чем от любых других граждан, а от перенаселения Жижецк отродясь не страдал. Поменяло это хоть что-нибудь? Да нихрена. Но Эдуард этого ни за что не признает.
Меня он бесит. Дочери нравится. Возможно, это не просто совпадение.
***
– Нетта, мне кажется, или уже пора выпить?
– Болит?
– Как всегда.
Я по-прежнему пью один. Нетте не нравится алкоголь, она ещё не настолько привыкла быть реальной, чтобы стоически переживать последствия злоупотребления оным. Моё пьянство её тревожит, но она знала, с кем имеет дело. Тревожит ли оно меня? Не знаю. Я всё меньше понимаю что-то про себя. Кто я: Антон Эшерский, директор интерната, разведённый отец двоих детей? Или инфернальное хтоническое чувырло – Злой Аспид, Хозяин Места, ктулху болотное? Может быть, со временем пойму. И когда это случится, главной моей проблемой точно будет не алкоголь.
– Только не больше, ладно?
– Эй, я даже первую не выпил!
– Прости. Я знаю, что тебе больно. Настя не права, мы не «Красавица и Чудовище», мы – «Антирусалочка»! Человеком стала я, а больно – тебе!
– Оно того стоит, определённо. И льда в стакан клади поменьше, в прошлый раз навалила айсберг, как Титанику.
Теперь у меня есть Нетта, и я вижу мир в цвете. От этого он стал менее стильным и нуарным, да и ладно. А за окном идёт дождь. Противный и мокрый, но за ним нас не видно.