Время московское

Фомин Алексей Николаевич

— Готов. Вяжи его, — послышался зловещий шепот, и тут же от стен отделились серые тени и сгрудились над лежащим Сашкой. — Четверо, тащите его в острог, остальные наверх. — Прозвучала команда, отданная все тем же голосом.

Серые тени бесшумно потекли вверх по лестнице, скапливаясь перед нужной дверью.

— Пошел, — послышалась команда, и две тени, коротко разбежавшись, грузно ударили в дверь. Дверь, сорванная с петель, провалилась внутрь, и в коридор хлынул неяркий свет из комнаты.

Адаш и Куница мирно сидели за столом, на котором была разложена нехитрая снедь, и возвышалась могучая фляга Адаша. Два арбалетчика, держа оружие на изготовку, заскочили внутрь и заняли позиции в углах комнаты, и тут же дверной проем ощетинился целым кустом копий.

— Эх, чувствовал

же Тимофей Ва… — только и успел произнести Адаш.

В зубы ему воткнули кляп, навалились, заломили руки за спину. Не оставили без внимания и Куницу.

— Тащи и этих в острог, — скомандовал голос. — Да и дверь на место поставьте.

Кто-то из прислуги, привлеченный невнятным шумом, выглянул в коридор, но начальственный голос так на него цыкнул, что дверь тут же захлопнулась. Вновь воцарилось абсолютное спокойствие и тишина. Ночь. Все спят.

…Сашка открыл глаза. Темнота. Он попробовал пошевелиться. Ничего, только голова чуть-чуть побаливает. Сел, пошарил вокруг себя руками. Он сидит на чем-то деревянном, а вот каменная стена уходит вертикально вверх. Глаза уже попривыкли к темноте, и Сашка смог осмотреться. Это тюремная камера! Вверху, под потолком, маленькое оконце, откуда еле сочится серый сумеречный свет. Он сидит на нарах, прислонясь спиной к холодной каменной стене. Сашка вспомнил яркую вспышку и острую боль в голове. Кто-то огрел его по башке перед Ольгиной дверью, и вот — он уже в камере. Сколько времени он был в отключке? Где Адаш? И кто ему врезал по голове? Слава богу, на голове у него была меховая шапка. Она-то, видимо, и спасла его бедную головушку.

Не успел Сашка еще до конца освоиться со своим новым положением, когда в двери со стуком открылось небольшое окошко, и камеру осветил горящий факел. В окошко кто-то заглянул и, глумливо захохотав, спросил:

— Что, очухался уже, герой? Принимай гостей.

Окошко захлопнулось, и в камере вновь воцарилась темнота. Заскрипела открываемая дверь, и появилась фигура в широком монашеском балахоне с капюшоном, надвинутым на лицо. Дверь захлопнулась, и из-за нее донесся голос:

— Постучите потом, выпущу.

— Милый, где ты? — раздался Ольгин голос. — Я ничего не вижу.

Сашка подскочил к возлюбленной и сжал ее в объятиях.

— Что случилось, любимая? Где мы находимся? Почему мы здесь?

Ольга зашептала ему на ухо:

— Ты в кремлевском остроге. Я заплатила стражникам, чтоб они меня к тебе ненадолго пустили. Бери мою рясу и беги отсюда, а я останусь вместо тебя.

— Ольга, не говори ерунды. Никуда я не побегу. Объясни мне все по порядку. Я ничего не понимаю.

— Вчерашней ночью мой муж вместе с кремлевской стражей захватил тебя, Адаша и Куницу. Я подслушала, как он сегодня говорил с великой княгиней. Харлампий утверждает, что вы втроем собирались убить семью великого князя. У него якобы есть доказательства. Но великая княгиня ему не поверила, хотя и сделала вид, что верит всему, что он говорит. Она знала, что ты ходишь ко мне. Но не скажет же она об этом Тютчеву! И про Адаша с Куницей тоже знала. А мой дурак выдумал какой-то заговор.

— Заговор? — переспросил Сашка.

— Ну да, заговор. И как он только придумал такое?

— Может быть, кто-то ему подсказал? Уж не Некоматовых ли рук это дело?

— Не знаю. Некомат вчера днем уехал из Костромы. Может, и он надоумил Харлампия. Одно знаю точно: Харлампий такое сам бы не придумал. Да и не его это дело — смотреть за тем, кто ходит во дворец и зачем. А уж тем более — заговоры раскрывать.

— Ах Некомат, сволочь, опять обскакал! — Сашка с досады готов был проломить и каменную стену.

— Как бы то ни было, милый, Харлампий носится с этим заговором, как курица с яйцом. Хотел гонца к великому князю посылать, но княгиня не велела. «Не надо, — говорит, — беспокоить его сейчас, доложишь, когда он вернется». Тебе надо бежать, Тимоша, и спрятаться, чтобы под горячую руку князю Дмитрию не попасть. Надо выждать некоторое время: во-первых, посмотреть, что за доказательства у Харлампия, а во-вторых, дать возможность великой княгине Дмитрия переубедить. Не получится — признаюсь в супружеской неверности, всю вину на себя возьму.

— Этого еще не хватало! — возмутился Сашка. Он не знал точно, что в этом мире полагается за супружескую измену, но подозревал, что ничего хорошего. — Успокойся и иди к великой княгине. Со мной ничего не будет, я и сам сумею убежать. Помни только, что я люблю тебя. Стража! — Громко крикнул он. — Посетитель уходит!

— Тимоша… — жалобно шепнула Ольга, но уже заскрипели петли, и дверь приоткрылась.

— Отойди к стене! — громко скомандовал стражник.

Сашка выполнил его команду. Дверь заскрипела, пропуская Ольгу, и вновь воцарилась полная темнота. «Опять я вляпался, — с досадой подумал он. — А ведь люди на меня надеялись, посылая сюда. Но, видимо, не моя это стезя. Передвигаться по коридорам власти совсем не то же самое, что гоняться по лесам за бандитами. — Сашке стало грустно. Осознание собственной неумелости, никчемности и какой-то просто-таки хронической неудачливости угнетало его в гораздо большей степени, чем вполне конкретная проблема — потеря свободы и обвинение в государственном заговоре. — Адаш тоже хорош. Вместо того чтобы где-то подсказать, где-то поправить, а где-то и запретить мне делать что-то, он только и делает, что потворствует, да еще и сам пускается со мной во все тяжкие. Он может научить верно держать меч и правильно пускать стрелу. Но он не советчик в придворных интригах и кознях. Он такой же прямодушный солдат, как и я. Вот нам и надо заниматься тем, что мы умеем лучше всего, — преследовать врагов и уничтожать их, а не отираться во дворцах. — Сашку внезапно осенило. — Надо догнать Некомата и прикончить его. Это лучшее, что мы с Адашем можем сделать. По крайней мере, Некомат — враг, однозначно. Это он стравливает Мамая и Дмитрия, это он украл у нас письма, это он, похоже, упрятал меня в каталажку и подводит под статью. Итак, решено. Главная цель — Некомат, а дальше посмотрим, что из этого получится. А политику и интриги оставим на долю великой княгини. Она на нашей стороне».

Вновь, открываясь, стукнуло окошко на двери.

— Ужин, — равнодушно объявил стражник.

Забирая миску с едой, Сашка наклонился и заглянул в окошко. Освещение за дверью камеры было не ахти какое, но ему все же удалось рассмотреть своего тюремщика.

— Послушай, — обратился к нему Сашка, — мои друзья Адаш и Куница тоже здесь?

— Не болтай. Забирай жратву и отваливай.

Это был крупный, немолодой уже человек с большой окладистой бородой; рассмотреть его тщательней не удалось — света было маловато. Сашка забрал миску и вернулся на нары. Окошко захлопнулось. Глотая скользкую кашу, Сашка принялся прикидывать возможные варианты своего освобождения. Одинарная дверь камеры, откидывающееся окошко в принципе давали ему кое-какие шансы. Конечно, неизвестно, сколько народу там за дверью, но попробовать ухватить стража за бороду либо еще как-то при очередном открытии окошка можно было. Придушить слегка, вытащить у него ключи, оружие… По крайней мере надо дождаться светлого времени суток и действовать по обстоятельствам. Но тут Сашке припомнились уроки, которые ему пробовал давать отец. Уроки по обучению методам подчинения себе чужой воли. Тогда у Сашки не очень получалось, хотя отец признал, что кое-какие способности у него есть. С тех пор прошло уже много лет, Сашка стал старше, возмужал, приобрел боевой опыт. К тому же он находится сейчас в совершенно удивительных обстоятельствах, фактически в иной реальности. Все это могло повлиять на его способности. Во всяком случае, надо дождаться светлого времени суток. Сашка закончил есть, поставил миску на пол и, памятуя слова Адаша о том, что воину надлежит высыпаться впрок, завалился спать.

Утром, едва проснувшись, он попробовал помедитировать, как в свое время учил отец. Попробовал отключиться от внешних ощущений и раздражителей, собрать всю внутреннюю энергию в один пучок, а потом послать его в заданную точку. Теоретически вроде получилось. Что получится на деле, покажет время.

Борясь с собственным нетерпением и желанием немедленно действовать, от чего буквально чесались ладони, Сашка с трудом дождался, когда наконец-то открылось окошко и грубый голос пробасил:

— Жратва прибыла. Миску давай.