Время московское
Шрифт:
— Тсс. Завтра…
— Как же я попаду сюда? — в отчаянии воскликнул Сашка. — Меня ж даже в Кремль не пустят.
— На входе в Кремль скажешь пароль. Завтрашний — секира. Княгинины палаты обойдешь кругом. Там со стороны часовни Николы Чудотворца есть черный ход. Вот тебе от него ключ. Войдешь — увидишь три двери и винтовую лестницу. В двери не ходи. Поднимешься — попадешь на третий этаж. Это этаж для прислуги. Спустишься сюда вот по этой лестнице. — Она указала на лестницу. Вот детская, вот спальня великой княгини, вот моя. А теперь пойдем.
Они спустились вниз, прошли к выходу из дворца, где Сашка вновь попытался обнять Ольгу, но она, остановив его строгим взглядом, шепнула:
— Завтра… — и убежала наверх.
Сашка вышел на крыльцо, покрутив головой, обнаружил Адаша и, пройдя мимо амазонок, спустился к нему.
— Ну как, государь? — поинтересовался Адаш.
— Нормально поговорили, — с удовлетворением констатировал Сашка. — Завтра опять пойду.
Они вышли из Кремля и не торопясь направились в дом боярина Федора Воронца.
— Государь, возьмешь меня завтра с собой? — поинтересовался Адаш.
— Нет, я вечером пойду один.
— Как же ты в Кремль пройдешь? А я пароль знаю.
— И я знаю, — похвалился Сашка.
— Гм, — хмыкнул Адаш. — Сдается мне, государь, что не государственные дела тебя завтра в Кремль ведут. Уж не к боярыне ли Тютчевой собрался?
— А ты зачем? Старых знакомых проведать? — в тон ему отреагировал Сашка. — Уж не амазонка какая тебя зацепила?
— Да, понимаешь, государь, — неожиданно засмущался старый вояка. — Ты ж начальницу стражи видел…
— Куницу-то?
— Ее самую. Семнадцать лет назад мы… Дочка у нас есть. Обещала показать.
— Ну что с тобой поделаешь. — Сашка рассмеялся и по-дружески хлопнул своего наставника по плечу. — Придется брать тебя с собой, старый черт.
XIII
В Кремле царила суета. Ржание лошадей, заливистый лай собак, громкие голоса и беготня, беготня, беготня… Великий князь собирался на охоту. Как всегда, в самый последний момент вспоминалось, что забыто нечто важное, посылался человек… Казалось, этому не будет конца. Охота намечалась долгой, на неделю, не меньше, — князь выезжал с большой свитой в лесную заимку. Наконец тронулись, и из ворот потянулась целая процессия размером с небольшое войско с обозом, выступившее в дальний поход.
Харлампий Тютчев в охоте не участвовал — удалось отговориться, сославшись на сильную простуду. Но по роду службы своей при сборах не только присутствовал, но и принимал самое деятельное участие. Боярин Тютчев надзирал за великокняжеской кухней и кухонным хозяйством, отвечая за то, чтобы в этом большом и сложном организме под названием «двор великого князя Владимирского» все были ежедневно и не менее трех раз в день досыта накормлены и довольны. Начиная с самого князя Дмитрия и до последней кошки Мурки, обитающей в острожном подвале.
Тютчев был из новых, так называемых молодых бояр. Боярский сан он получил от князя Дмитрия. Молодой великий князь не доверял старым родам, тесно связанным с Ордой, предпочитая опираться на новых, своих людей. И свежеиспеченный боярин отвечал на княжеское доверие неизбывной верностью и усердием. Да и вся многочисленная родня его (у Харлампия было шесть братьев и две сестры, а уж двоюродных — не счесть) тянулась за ним, неукоснительно следуя слову удачливого родственника. И не зря. Один из братьев уже стал начальником кремлевской стражи. Остальные братья и зятья пока ходят простыми дружинниками в великокняжеской дружине, но и это неплохо. Стабильное жалованье дружинника — мечта каждого мелкого помещика.
Велики милости князя Дмитрия: боярский сан и приличное жалованье, да и должность сама по себе неплоха. Стать поставщиком для обеденного стола самого великого князя стремится каждый купчишка. И все они идут на поклон к боярину Харлампию. Одна беда — жадны купчишки до неприличия. Все норовят долю боярина Тютчева не от своей цены отнять, а в цену великому князю надбавить. Но с такими Харлампий расстается без всякого сожаления. Но… Растут доходы, так ведь растут и расходы. Дети простого дворянина обошлись бы без всякого образования (дай бог, читать научились бы у местного попа), а столичный боярин Тютчев, хочешь не хочешь — должен нанимать детям учителей. А разве можно жить в той избе, которую еще дед ставил? Пришлось в имении новые хоромы возводить. Да и в Костроме дом нужен, ведь не все ж время во дворце отираться, ночевать рядом с прислугой; хочется и в собственной постельке на пуховых перинах понежиться рядом с женушкой. А женушка… С одной стороны, конечно, хорошо, что великая княгиня ее в свою свиту взяла, постельничей назначила. Но с другой… Дети, как сироты, растут, не видят ни отца, ни матери. Обычно Ольга хоть через день дома ночевала, а тут всю неделю дома не была. А с отъездом великого князя на охоту — тем более великая княгиня ее не отпустит. Опять же няньку пришлось нанять, чтоб за малыми присматривала. И не какую-нибудь, а из Англии, как нынче модно. И все денег стоит. А одежду взять? Во дворец абы в чем не походишь. Правда, и здесь князь жалует. Вот соболиную шубу подарил со своего плеча. Но князь Дмитрий высок и тучен, а Харлампий мелок и тощ. Вот и лежит княжеская шуба в сундуке. Что с ней делать? Ну не продавать же (не приведи господь, великий князь узнает). Может, детишки подрастут — сгодится кому. Старым родам хорошо. У тех меха из поколения в поколение переходят. А что делать Харлампию? Все приходится приобретать наново. И все расходы, расходы, расходы… Слава богу, Некомат, добрый человек, иногда деньгами ссужает, но… их рано или поздно все одно отдавать придется.
Так и стоял на обочине боярин Тютчев, погруженный в раздумья о собственной жизни, а охотничья кавалькада все тянулась перед ним, как воинская колонна перед воеводой, принимающим парад.
— А ты, Харлампий Бяконтович, что ж не на охоте? — Кто-то тронул боярина за плечо. Харлампий оглянулся. Некомат. Стоит — кутается в свой иноземный плащик.
— Простыл я. — Тютчев пару раз шмурыгнул носом, потом достал из кармана шубы платок и тщательно, демонстративно высморкался. — Жар у меня, так все кости и ломит.
— В баню бы тебе надо, — с сочувствием посоветовал Некомат.
— Да вот, сейчас великого князя провожу и отправлюсь домой. И в баньку схожу, и отлежусь после.
— В городе останешься или в деревню к себе поедешь?
— Да уж поеду, пожалуй, в деревню. Банька там у меня знатная. Боярыня моя, наверное, с великой княгиней останется. Так что… Да, в деревню поеду.
— Ты погоди — в деревню, Харлампий Бяконтович. Разговор у меня к тебе есть. Обожди чуть-чуть здесь, в Костроме.
Харлампий вспомнил о долге, отчего настроение его из озабоченно-делового стало просто скверным.
— Ежели дело есть, говори сейчас.
— Нет, — отказался Некомат. — Не здесь и не сейчас. Чуть попозже заеду к тебе домой.
Харлампий, понятно, в баню не пошел (какая баня с таким настроением). Приехал домой и, не обедавши, расположился в горнице — дожидаться незваного гостя. Некомат явился вскоре, долго ждать себя не заставил.
— Ты погляди, чтоб чужих ушей не было, — попросил он Тютчева.