Время, назад!
Шрифт:
========== Глава 2.7. Все эти двадцать пять лет ==========
Шинтаро сверился с наручными часами. Такао должен был вернуться ещё только через полчаса, поэтому не было смысла волноваться, однако унять едва заметную дрожь в перебинтованных пальцах не получалось. Он устроился за преподавательским столом и выложил перед собой те немногие предметы, что сохранились у него с того самого дня: кассету в потёртом футляре и футболку из Олимпийского Нагано, которую ему подарил Такао в доказательство своего существования. Ту, что он хотел вернуть ему сегодня, сразу, как только тот появится снова.
Чтобы хоть немного успокоиться,
Мидорима готовился к сегодняшнему дню, к тому, что ему придётся взглянуть в глаза Такао, который будет знать всё. Готовился, как мог. Он сотни раз прокручивал в голове возможные вопросы и реплики Такао, продумывал, что сможет ответить, даже несколько раз репетировал. Он был готов к тому, что Такао будет кричать, обвинять и требовать. Был готов отвечать жёстко и однозначно, не уступать. Был готов к гневу и ненависти Такао, когда тот поймёт, что Мидорима ни за что на свете больше не позволит ему прыгнуть в прошлое, в котором он уже родился. Шинтаро чувствовал себя обречённым на смерть, эдаким героем, который остаётся позади, чтобы задержать превосходящую численность врагов, ради великой цели. Он был тем, кто задраивал люк изнутри тонущей подводной лодки. Потому что он был уверен, что после ухода Такао, который, разумеется, больше не захочет его знать, он просто умрёт. Выгорит и разлетится пеплом. И он был готов настолько, насколько к этому можно было подготовиться.
Он помнил все встречи с Такао в прошлом наперечёт. Время, место, обстоятельства. Каждую усмешку Такао, каждый его взгляд. Всё, что сказал он сам. Всё, что услышал в ответ. Каждое движение и жест. До мелочей. Всё чётко, ясно, конкретно, так, как он всегда любил – разумом. Но эту встречу, их последнюю встречу в прошлом, Шинтаро помнил совсем иначе – обрывками, полутонами, словно в тумане – помнил сердцем и душой. Помнил, как стоял на подоконнике и от высоты, разверзшейся у его ног, захватывало дух, как ветер нагло заглядывал под выбившуюся из-под ремня рубашку, гладил кожу острым, холодным языком. Помнил, как был готов прыгнуть, лишь бы не сойти с ума. Помнил сверкающий гневом взгляд Такао, его сильные тёплые пальцы, сжавшие запястье. Помнил рывок, полёт и неловкое приземление на пол. Помнил, как невесть откуда взялись силы, как задавал вопросы, как получал ответы, как то градом по спине бежал холодный пот, то волной накатывало облегчение. Помнил, как сжал в кулаках полы расстёгнутой оранжевой куртки. Как зажмурился и притянул Такао к себе, прижался к губам. И тут же испугался от того, что закружилась голова, опора ушла из-под ног, ком встал в горле и из лёгких выбило весь воздух. А руки с остервенением сжимали полы куртки, не желая отпускать, пока Такао просто не исчез, растворившись в воздухе. Вытек песком времени сквозь его сведённые судорогой пальцы.
Погрузившись в свои размышления, Мидорима, кажется, пропустил момент возвращения Такао и очнулся только от ощущения, что его сверлят взглядом. Едва он приоткрыл глаза, сердце замерло, а сам он вжался в спинку кресла и инстинктивно впился руками в подлокотники: Такао был сам не свой. Стоял вполоборота, сжав кулаки опущенных вдоль тела рук. Тяжело и часто дышал и смотрел исподлобья прямо в глаза, строго, без тени усмешки, знакомым пронзительным и ясным взглядом хищной птицы, в котором сейчас Мидорима не мог прочитать абсолютно ничего. Этот взгляд выворачивал
Мидорима нервно сглотнул, когда Такао сделал несколько шагов навстречу, сначала нерешительных, потом всё более быстрых. Носком ботинка развернул к себе крутящийся стул, на котором сидел профессор, и упёрся руками в высокую спинку, перекрывая ему пути к отступлению. Шинтаро вжимался в спинку кресла и казался самому себе ничтожно маленьким, потому что Такао был всюду, заполнял собою пространство, нависал, склонялся всё ближе. Чётко, уверенно, без сомнений. И ещё до того как их губы соприкоснулись, до того как по телу пробежал электрический ток, все мысли просто вышибло из головы, и вернулись они, судя по всему, не скоро. Потому что раньше Мидорима начал задыхаться.
– Стой, подожди, – с трудом переводя дыхание, прошептал Шинтаро, зажмурившись и так же, как тогда, сжав в кулаки полы куртки на груди Такао, то ли отталкивая, то ли не давая отстраниться. – Я не…
– Заткнись, Шин-чан, – безапелляционно отозвался Такао, аккуратно снял с него очки и отложил их на стол. – Просто заткнись.
***
Мидорима лежал на спине и подслеповато щурился, пытаясь разглядеть что-то в давно изученном вдоль и поперёк потолке собственной спальни. Такао сопел под боком, прижавшись тёплой спиной к ребрам, и от этого прикосновения, Шинтаро был уверен, на коже останется ожог. Это было очевидно, разумеется, как и то, что ему достанется ещё и шрам на душе.
Он не шевелился, потому что не хотел будить Такао, а ещё потому что боялся объяснений, которые, разумеется, были неизбежны. Он бесконечно прокручивал в голове фрагменты вечера, смутно припоминая, как они добрались от Тодай до его квартиры. Всё смешалось в бешеный круговорот улыбок и взглядов Такао, его запаха, его хриплого возбуждённого шёпота, его настойчивых, ищущих прикосновений рук, его жадных поцелуев.
Бледный лунный свет нашёл брешь между занавесками, высветил кусок измятого одеяла, облизал острый локоть неестественно закинутой за голову руки Такао и лёг на его лицо. Такао поморщился во сне и беспомощно потёр нос расслабленной рукой, Мидорима невольно улыбнулся и тут же одёрнул себя. Это было ни к чему, разумеется. Ни к чему привыкать к Такао. Ведь уже совсем скоро он снова исчезнет, на этот раз не по воле обстоятельств, а по собственному желанию. Шинтаро уже хотел было неслышно встать и позорно сбежать хотя бы на кухню, а лучше – прочь из собственной квартиры. Но Такао завозился и захватил в плен его руку, переплёл их пальцы. Шинтаро замер и не шевелился, впав в оцепенение. Это было глупо, разумеется, но он хотел впитать ещё немного Такао перед тем, как отпустить его навсегда.
***
Шинтаро проснулся, почувствовав на себе изучающий взгляд. Распахнув глаза, он сразу столкнулся взглядом с Такао и поспешно отодвинулся, тот чуть крепче сжал их переплетённые пальцы, прежде чем отпустить его руку. Мидорима потёр руками глаза и оглянулся в поисках очков, делая всё возможное, чтобы не смотреть в глаза Такао. Очки были аккуратно сложены в футляр на тумбочке. Шинтаро облегчённо нацепил их на нос, возводя между собой и Такао прозрачную нерушимую стену, и бросил на него настороженный взгляд.
Такао лежал, подперев голову рукой, и внимательно наблюдал за каждым его движением. Дыхание сбилось, и Шинтаро почувствовал, как покраснел, что, к счастью, не было заметно в скудном свете предрассветных сумерек.
– Вы не могли бы отвернуться, я хочу одеться, разумеется, – проговорил Шинтаро, спустив ноги с кровати.
– Шин-чан, по-вашему, в этом есть необходимость? – насмешливо спросил Такао, а Шинтаро почувствовал, как его наглый взгляд стёк вниз по позвоночнику.