Время не властно
Шрифт:
Она обняла отца за шею:
– Плохо, что придется жить так далеко от вас. Но он – именно тот, кто мне нужен.
– Если он сделает тебя счастливой – да, конечно. – Уильям отстранил дочь. – Пусть только попробует не оправдать наше доверие!
– А я не оставлю ему другого выхода.
Глава 10
– Тебе понравится. – Санни долго искала место для парковки и наконец остановилась перед ярко освещенной вывеской «Клуб Рандеву». Джейкоб с сомнением разглядывал мигающие огни. Она похлопала его по
– Раз ты так говоришь…
– Да. И потом, если окажется, что ты не умеешь танцевать, я сразу тебя брошу, и мы сэкономим кучу времени. – Она только рассмеялась, когда он ущипнул ее за ухо. – И потом, ты мой должник.
– Это еще почему?
Санни опустила солнцезащитный щиток и посмотрелась в зеркальце. Потом порывисто выхватила из сумки ярко-красную помаду и мазнула по губам.
– Потому что, если бы я так быстро не соображала, ты бы до сих пор ужинал в доме моих родителей!
– Твои родители мне понравились.
Растрогавшись, она поцеловала его в щеку.
Размазанный красный отпечаток кое-как стерла пальцем.
– Ты меня испачкала!
– Не дергайся, – посоветовала она, вытирая ему щеку. – Я почти закончила. – Довольная, она убрала тюбик с помадой в сумку. – Я знаю, что мои родители тебе понравились. Я тоже их люблю. Но в доме у Уилла и Каро тебя не угостят ни начос, ни коктейлем «Маргарита»! – Она заговорщически понизила голос и зашептала: – Моя мама готовит сама!
Он в недоумении потер щеку.
– А что, в вашем штате это считается преступлением?
– Она готовит очень своеобразно. Например, фондю с ростками люцерны…
– А-а-а… – Едва представив себе подобное блюдо, Джейкоб решил, что предпочитает острую пищу – они с Санни только что побывали в мексиканском ресторане. – Да, наверное, я действительно твой должник.
– Ага, ты мне жизнью обязан, – согласилась Санни. Открыв дверцу, она скользнула в узкий проход между своей и соседней машинами. Над ней плясали неоновые огни, отчего она выглядела по-особенному женственной и очень сексуальной. – После того как мы провели две недели на лоне природы, я поняла, что умираю без живой музыки – чем громче, тем лучше, без плотной толпы народу и клубов табачного дыма.
– Райская обстановка! – Джейкоб с большим трудом выбрался из машины. – Санни, мне не по себе оттого, что ты тратишь на меня свою валюту.
Она смерила его изумленно-озадаченным взглядом. Что за странное выражение?
– Валюту тратят, когда едут за границу. А дома я просто трачу деньги.
– Все равно. Мне-то сейчас нечего тратить.
Санни вздохнула. Очень жаль, что такому блестящему и преданному делу ученому так мало платят.
– Не волнуйся. – Сама Санни начала считать деньги только после того, как поселилась отдельно от родителей, зато и в экономике немало преуспела. – Вот приеду я к тебе в Филадельфию, и ты мне за все заплатишь!
– Поговорим об этом позже. – Ему нужно было сменить тему, и подходящая подвернулась тут же. – Хотел спросить, как называется то, что на тебе надето.
Санни
– Платьице-секси. – Она медленно провела языком по губам. – А ты бы как его назвал?
– Об этом мы тоже поговорим позже.
Взяв его под руку, она уверенно зашагала по разбитому тротуару. Облегающая кожа не защищала от ветра, но приятно надеть что-то, кроме джинсов. И еще приятнее подмечать, как часто Джейкоб косится на ее ноги.
Холод был забыт, когда она распахнула дверь и их окатило волной тепла. Музыка была такой громкой, что казалась осязаемой.
– Ах… цивилизация!
Он видел лишь полутемный зал, время от времени освещаемый вспышками света. Музыка сразу заводила: пульсировали басы, завывали духовые. Пахло табаком и спиртным, потом и духами. Помимо громкой музыки, в зале слышался несмолкаемый гул голосов и взрывы смеха.
Пока он осваивался, она ловко передала их куртки гардеробщику, а номерок сунула в сумочку.
Она оказалась права. Ему действительно нужна не просто стимуляция нервных окончаний, не просто безымянная толпа, но и непосредственное знакомство с обществом XX века.
На первый взгляд толпа почти не отличалась от той, что можно найти в веке XXIII. И тогда, и сейчас люди стремятся собираться вместе и веселиться. Все любят музыку, общество, еду и питье. Пусть времена меняются, но люди по сути своей остаются такими же самыми.
– Пошли! – Она тащила его сквозь толпу.
На первом этаже возвышалась длинная барная стойка. За стойкой стоял бармен – живой человек, а не робот. Он разливал напитки и раздавал мисочки с закусками, которые принято, кажется, есть руками. Посетители облепили стойку очень плотно – не протиснешься.
По узкой винтовой лесенке они поднялись на второй уровень. Здесь была устроена полукруглая сцена, на которой выступали музыканты – восемь пестро разодетых парней. Они самозабвенно играли; звук еще усиливался мощными динамиками по обе стороны сцены.
Перед сценой находился небольшой пятачок, куда устремились танцующие. По-настоящему танцевать на тесном пятачке оказалось невозможно; они просто покачивались в такт музыке. Джейкоб разглядывал одежду. Он решил, что в конце XX века никакого единообразия не было. Брюки в обтяжку и мешковатые, юбки длинные и короткие, буйство красок и строгие черные костюмы. На некоторых женщинах были туфли без каблука; на других, как на Санни, – туфельки на тонких шпильках.
Он решил, что женщины, которые носят шпильки, хотят казаться выше. Но у шпилек оказался и побочный эффект: на ноги их хозяек очень приятно смотреть.
От такой пестроты разбегались глаза. Джейкобу стало весело. Он вспомнил, что лет через сто после этого времени начнется (к счастью, короткий) период преобладания униформы, единообразия во всем. Как же тогда, наверное, будет уныло!
По залу сновали официантки в коротких юбках; они разносили подносы и записывали заказы, которые выкрикивали посетители.