Время не ждет (сборник)
Шрифт:
Однажды, уже после своей гибели, мальчик пришел к отцу во сне и сказал:
– Папа, я уже много где побывал, но у преподобного Александра Свирского мне нравится больше всего.
Христос воскресе, малыш! Молись там о нас.
Ирина. Ирочка, я до сих пор не могу смириться с мыслью, что ты здесь, и уже целых шесть лет. Ты не должна была умирать, тем более в таком возрасте. Красавица ты наша. Никогда не забуду: после того как соборовал тебя и причастил, ты взяла мою руку в свои, уже полупрозрачные от болезни, и, поцеловав, сказала:
– Теперь я ничего не боюсь.
Я думаю, ты не обижаешься, что я чуть ли не силком прогонял Андрея от твоей могилки. Знаешь, я бояться за него начал. Что делать, как говорится, мертвые к мертвым, живые к живым. Христос воскресе, радость наша!
София, скажу тебе честно, так, как ты пекла блины, у нас до сих пор никто не печет. Ты думаешь, я шучу? На полном серьезе. Те школьники, что тогда вместе с нами убирали из храма мусор, а потом «уплетали» с чаем твои блины, уже выросли. У кого-то свои дети, а придут и все вспоминают, как мы их твоими блинами кормили.
Как же нам было трудно! Это сейчас у нас и трапезная, и приходской дом в два этажа, а тогда – все «на коленке». До сих пор удивляюсь, как ты везде поспевала? Христос воскресе! Наш премудрый человек.
Прасковьюшка! Ангел мой, моя бессменная алтарница. Сегодня Радоница и твоя восьмая годовщина рождения в вечность. Ты читала-то по слогам, а как многому меня научила. Друг мой, я благодарен Богу, что Он свел меня с тобой.
Ты, матушка, молись обо мне, чтобы и мне когда-нибудь достичь меры твоей простоты. И чтобы вот так же научиться надеяться и уповать. Ты, конечно, знаешь, что твоя младшая дочь прекратила пьянствовать, пришла в храм, молится и постоянно причащается. Сегодня она, как ты, из церкви не выходит. Так что обе твои дочери в храме.
Твоя молитва делает свое дело, даже по смерти она не теряет силу. Ты по ней все глаза выплакала, а время подошло, и она сама мне сказала:
– Все, батюшка, возврата к прошлому не будет.
Какая же ты у нас умница! Прасковьюшка, Христос воскресе!
А здесь лежит мой старый знакомец, Василий Иваныч. На старости лет с ним случилась такая «проруха», влюбился человек, как мальчишка. Стихи о любви писать начал, а самому стыдно кому и признаться. А мне доверился. Придет к моему подъезду, сядет на лавочку и ждет, когда я увижу его и выйду. Тетрадку достанет, и полились «сонеты». Сколько раз, друг мой, я звал тебя в храм. Ты все обещал, да… так и не собрался. Христос воскресе, Иваныч!
Вот начались богатые надгробия. Здесь, за внушительной металлической оградой, три камня. Так и есть, семья из трех человек. Петрович, сам предприниматель, хороший мужик, выпивающий, правда. Сына не уберег, подсадили парня из зажиточной семьи на иглу. Сколько лечили, все бесполезно. После смерти сына жена сама стала пить, да так, словно решила умереть. Жили они рядом с храмом. На церковной некогда земле дом построили, большой, красивый, жить бы в нем и жить.
Зашел как-то Петрович к нам в церковь – а я голову ломаю, где бы денег на крышу найти? Зимний храм перекрыть край как нужно. С разрушенной колокольни откололся кусок и пробил крышу. Да одновременно в нескольких местах. Мы только-только внутри стены оштукатурили. Столько трудов положили.
В церкви никого, только он и я. Подошел к нему, поприветствовал. Вижу, тяжело человеку, шутка ли, единственного сына потерять.
– Петрович, – говорю, – в память о Косте сделай доброе дело. Видел, как кирпичами с колокольни крышу побило? Пока дождей нет, помоги нам перекрыться. Ты человек состоятельный, помоги. Еще и прихожан просить буду, всем миром и сделаем. Боюсь, дожди начнутся, штукатурку внутри загубим.
Петрович помолчал, лицо у него такое хорошее, доброе, он действительно был славный дядька. Потом и говорит:
– Знаешь, батя, я вот думал, как мне теперь жить. После смерти единственного сына. Как? И решил, что жить теперь буду только для себя. Так что, не обессудь, ищи других спонсоров.
И действительно, стал Петрович жить для себя. Машину новую взял, за границей отдохнул, одеваться стал хорошо. А потом пропал Петрович. Неделю его найти не могли. И вот иду как-то днем в храм, догоняет меня мальчишечка лет десяти:
– Батюшка, пойди погляди, что это? Я все смотрю-смотрю и никак не могу понять.
Пошли мы с ним, и привел он меня за дом к Петровичу, там у них такая огромная лужища была. Смотрю, куда мальчонка указывает, и вижу, словно надутый мешок из-под сахара плавает, а вроде и не мешок, человека напоминает. Вызвали милицию. Невестка Петровича вытаскивала его из лужи. Говорит, видела у него во лбу дырку, точно от пули. Да кто тогда разбирался.
Отпели мы его во дворе перед храмом. А через три месяца умерла и жена. Хороший дом остался, только пустой стоит.
Христос воскресе, Петрович! Ты не думай, я на тебя зла не держу. После того, как ты отказался, пришел человек и сам помощь предложил, всю крышу на себя взял. Понимаешь, у Него все так. Если не ты, значит, кто-то другой. Это тебе уже известно. Бедный ты человек, Петрович, никому ты не нужен, но я и тебя не забываю.
Какой уже год на праздник служу на могилке молодой мамочки. Переходила в Москве улицу по «зебре» на разрешающий сигнал светофора. И вдруг под красный вылетел джип. Наверное, была в сводке по городу за тот день про тебя крохотная заметка. Как я понял, водителя джипа оправдали. Да какая разница, оправдали его или нет? Минутный инцидент, а материнская боль не утихает все четыре года, болит сердце, и черную одежду не снимает.
Как мы привыкли к этим новостным сводкам, там погибли, там взорвались, самолет упал. А ведь все это чья-то боль, слезы, разбитые сердца, дети-сироты.
Мать, Христос воскресе, не плачь, начинай молиться о своей девочке. Пока есть силы, помоги ей.
Большая мраморная плита с таким же портретом молодого парня. Юра работал на одной из заправок своего отца. Лет десять назад убили его ночью на работе какие-то наркоманы. Помню, как плакала в церкви его мама. У нас так заведено: если близкие в память о ком-то делают вклад в храм, икону заказывают, покупают подсвечник или что-то в этом роде, то мы заносим имя человека на постоянное поминовение.