Время не ждет (сборник)
Шрифт:
– Для вас есть разница, где умрет ваша дочь, на столе хирурга или дома? Дома она еще, может, немного и поживет.
Как хотите, а я отказываюсь понимать таких врачей. На самом деле уж что-что, а сердце у нее оставалось здоровым, и мучения для Марины и ее мамы продлились еще на целых три года. Девушка слабела, но жила. Ей стали прописывать обезболивающие, и вскорости она уже не могла без них обходиться.
Мама мне об этом ничего не говорила. Мариночка всякий раз радовалась моему приходу, но взять мою руку в свои уже не могла, и тогда я брал ее ладошку и рисовал на ней непонятные черточки. Ребенок улыбался.
Помню свое последнее посещение. Она узнала меня, и вообще, как я понял, она меня ждала. Только улыбка ее была какой-то странной, с крепко стиснутыми зубами. Никогда она еще так не улыбалась. Я немного с ней поговорил. Чувствовалось, что Марина не всегда меня слышит. Она периодически запрокидывала голову назад, и зрачки ее глаз скрывались под лоб.
После Причастия, когда мы стояли с ее мамой на пороге, в Марининой комнате послышался мучительный стон, потом стон вновь повторился. Я тревожно посмотрел на маму.
– Обезболивающие уже не помогают, она стонет непрерывно.
– Но я был с ней целых полчаса и ничего подобного не слышал.
– Она щадила тебя, батюшка. Боится, что ты испугаешься ее боли и больше не придешь.
На всю жизнь я запомнил эту ее улыбку с крепко стиснутыми зубами.
Вскоре после Рождества Христова звоню отцу Валерию:
– Батюшка, я готов просветить тебя по поводу фэн-шуй. – И рассказал ему то, что сам узнал из Интернета.
Тот отвечает:
– Да я так и понял, нормальная современная дурилка для доверчивых. Все в русле желаний нашего человека. Расставил «правильно» по схеме мебель, накупил амулетов – и держи карман шире. Деньги уже в пути. Думаю: что-то это мне напоминает? И вспомнил! «Золотой ключик» и деревянный носатый мальчик Буратино. Помнишь, как он закопал денежки на поле чудес в Стране дураков? А потом ждал, когда вырастет дерево с золотыми монетами. Ну один в один.
Я здесь свою паству ходил поздравлять перед Новым годом и на Рождество. Они же натуральные дети, хоть и большие, а тоже ждут подарков. Вот и выступил в роли святителя Николая: кому конфетку, кому мандаринчик, кому печеньку.
Потом заглянул в столовую, а там разумная половина интерната, моя потенциальная, но неуправляемая паства, столы накрывает. И все у них, как предписано по фэн-шуй. И направление по сторонам света выдержано, и столы расставлены именно так, чтобы приманить энергию удачи. Народ подготовился и оделся в соответствии с требованиями восточного календаря. А на столах между блюдами расставлены амулеты. И на каждом – неизменная жаба и божок богатства.
Приглашают:
– Батюшка, давайте с нами!
Я их поблагодарил, поздравил с праздником. Конфетками, понятно, одаривать не стал, но пожелал, чтобы новый год стал для них слаще прошлого. За стол не садился, сослался на пост.
Наутро сторожиха рассказывала, как перепились мои неразумные фэншуйщики, а что они потом вытворяли, об этом и говорить неудобно.
– Я тебе знаешь что скажу, вот служу здесь уже четыре года, и вот какой напрашивается вывод. Моя умственно отсталая паства, что в храм регулярно приходит и причащается, натурально поумнела. У них и глаза стали осмысленнее на мир смотреть, и вопросы недетские задают. А вот разумные, мне кажется, за это время только поглупели, а уж как фэн-шуй занялись, так и вовсе в дурачков превратились. Я их к совести призываю: «Народ, для того чтобы жить богаче, работать надо. Если только бездельничать и водку пить, то, как ты эти столы ни крути, все одно без штанов останемся… А для начала нужно вернуться в храм».
– А они?
– Спорят со мной, доказывают, будто бы Богу них в душе, и в храм не идут. Вот такой у меня с ними и выходит непонятный «фэн-шуй».
Гиезиево проклятие
Колокольня высотой сорок три метра, это в деревне. Ни денег, ни лесов, ни рабочих, а делать нужно – под угрозой обрушения верхний ярус. Там когда-то висел колокол весом шесть тонн. В свое время, в самом начале прошлого века, несколько сотен мужиков подняли его при помощи хитроумной системы коловоротов. А в 1935 году местная власть сбросила колокол вниз. Это, конечно, полегче, чем поднимать, но стену разворотили. С тех пор колокольню не чинили, и она медленно разрушалась. Ветер на такой высоте сильный, выдувает старый слабообожженный кирпич. А еще и вездесущие березки, словно опята, во множестве своем облепившие ствол колокольни.
Нужны строительные леса, и мы целый год валили лес и распускали его на доски. И еще заготовили целый штабель длинных, метров по двадцать, хлыстов сосны. Но лес лесом, а если не найдешь умелых рабочих рук, то колокольню от обрушения не спасти. Кого мы только не просили, но люди или ужасались высотой колокольни, или требовали от нас невозможные суммы.
Впору было отчаяться, но мы не унывали и молились, а Бог дал нам Файзулу с его многочисленными племянниками. И мы сделали колокольню, а день, когда после окончания работ с нее убрали строительные леса, стал праздником для всей округи.
Белоснежная свеча на фоне унылой бесформенной громадины из выщербленного кирпича, но начало положено. Древние старушки, еще помнившие прежний храм, от радости плакали. И именно в этот момент меня в первый раз спросили:
– Батюшка, а разве так можно, чтобы мусульмане восстанавливали православную церковь?
Спрашивал человек сильный и небедный. Этот вопрос и у меня постоянно крутился в голове: почему никто не согласился работать на храме, кроме этих узбеков? Нина, наша староста, перехватывает инициативу: – А действительно почему? Семеныч, ты же из наших мест, и храм тебе этот, считай, родной. Поговорил бы с людьми, у нас много предпринимателей из местных, создали бы попечительский совет. Разве не жалко, что такая красота рушится, пропадает?
С того дня у нас в самом деле заговорили о попечительском совете и даже как-то один раз собирались. Но дальше разговоров дело не пошло. У попечителей рядом с храмом росли величественные особняки.
Трудно, очень трудно быть благодетелем. Это раньше русские купцы-миллионщики могли, так они и в Бога верили. Хотя вера – тоже не панацея. Был у нас на приходе человек, который стал приходить в храм, еще будучи простым рабочим. Решил он заняться бизнесом и слово дал: десятую часть от всех доходов станет отдавать на восстановление общей святыни. И Бог его услышал. С того времени все, что бы он ни делал, начало приносить деньги. Уже года через три его десятина в несколько раз превышала обычную для наших мест зарплату.
Но оказалось, что малую десятину отдавать легко, а как денежки пошли, так больше и не смог. Сам же на себя и жаловался:
– Чем дальше, тем больше жаба душит.
Поначалу он было пытался на десятину свечами да и иконками отовариваться, а потом и так прекратил.
Помню, как после моего назначения настоятелем пригласил он меня к себе, накрыл стол и предложил угощаться. Я сижу, ем, а сам он к еде не прикасается, скрестил руки на груди, откинулся на спинку кресла и смотрит на меня. Кормит и смотрит оценивающе, словно хозяин на собаку. Вот ты мне понравишься, дам тебе кусок, и будешь жить, и будешь строиться, а не дам, так и не будешь. А я эти мысли его понимаю, да только, думаю, ладно, ради общего дела на время и собачью шкуру примерю. Только не пришлось, слава Богу. Ведь, если жаба за кого берется, то и дело доводит до конца. Вскоре построил человек большой дом, ушел от всех, а про церковь, говорят, вообще забыл.