Время не ждет (сборник)
Шрифт:
Предложил то же и Юриным близким. Мама услыхала, прекратила плакать. Ко мне подходит и тихо так:
– Ты, батюшка только мужу моему не вздумай такое сказать. Боюсь, он тебя не поймет.
Только тогда до меня дошло, если сына оставлял ночью на заправке одного без охраны работать, то действительно не поймет. Больше его родные в храм не заходят.
Предали тебя, Юра, самые близкие, предали. Но ты прости им, родителей, сам знаешь, не выбирают. Только вот все думаю, как они тебе в глаза посмотрят, когда ты их там встречать будешь?
На Радоницу никогда никого возле
Уже на выходе встречаю одну нашу верующую из Москвы, она год назад прямо на Пасху хоронила у нас свою маму.
– Раньше, – говорит, – не могла на кладбище бывать, не по себе было. А теперь сижу вот рядом с маминой могилкой, разговариваю с ней, и так на душе хорошо, уходить не хочется.
А мы, Галочка, никуда и не уходим, это только кажется, что они где-то там, далеко от нас, а на самом деле они рядом, в наших сердцах, нашей памяти и нашей молитве. Ведь любовь, если она, конечно, есть, сама знаешь, и после смерти никуда не исчезает.
Фэн-шуй, или Сердечнокаменная болезнь
Как правило, каждый, причащаясь за литургией, прежде должен исповедовать свои грехи, а уже потом и к Чаше подходить. Но на практике получается, что некоторые из нас это правило не исполняют. И этими некоторыми являемся мы, священники. Но не исполняем мы его не от «хорошей жизни», а потому, что далеко не все из нас имеют возможность покаяться перед литургией, хотя бы в повседневных грехах, поскольку служим поодиночке.
И вот для того, чтобы и нам почистить свои души, один раз, во время очередного поста, все мы собираемся в центре благочиния на исповедь. Это не значит, что мы исповедуемся только четыре раза за год, находим возможность это делать чаще, но эти четыре встречи для нас закон. Добавлю, что и возможность посмотреть друг на друга, немного пообщаться, да и вообще хорошо побыть вместе.
Вот на одной из таких встреч спрашивает меня один наш батюшка, отец Валерий:
– Ты как-то хвалился что Дворкину «сектоведение» на пятерку сдал.
– Было дело, – скромно отвечаю.
– Тогда, пожалуйста, объясни мне, что такое «фэн-шуй»?
Отец Валерий служит в немного необычном приходе, даже, можно сказать, совсем необычном.
Его храм когда-то строился для большого села, был в нем и помещичий дом, и многочисленные крестьянские избы. Время прошло, и от самого села ничего не осталось, кроме этой самой помещичьей усадьбы.
Еще в годы советской власти в ней стали располагать интернат для умственно отсталых людей, тех, кто таким уродился на свет. Есть в нем палаты, где люди способны сами передвигаться, а есть и такие, что только лежат, у кого-то есть разум, а у кого-то его нет. Человек уже вырос, он взрослый, большой размером тела, а по разуму – совершенное дитя.
Храм использовался для каких-то хозяйственных нужд, большую часть его помещений зачем-то разобрали, но сохранилась колокольня и прилегающая к ней постройка. Усилиями доброхотов остаток храма отреставрировали, а к колокольне приделали небольшую аккуратненькую церквушечку.
Все бы замечательно, служи себе, молись Богу, да только о том, кто будет в храм ходить, не подумали. Рассчитывали, видимо, на врачей, санитаров и прочий обслуживающий персонал, а получилось, что прихожанами стали вот эти самые «дурочки», а нормальные разумные люди молиться отказываются.
Приходили одно время две-три санитарочки, а потом и они отошли. Почему, спросите, а потому, что поступила на работу в интернат новая сотрудница и заразила разумную его часть неведомым доселе увлечением под названием «фэн-шуй».
И остались в храме одни неразумные. Вот и стал батюшка звать их на службы. Они приходили, стояли и сидели, слушая пение матушки и их дочки, а потом причащались без всякой исповеди – да и какая может быть исповедь у детей?
– Батюшка, я так с ходу и не отвечу про этот самый «фэн-шуй», если бы ты про иеговистов спросил, то я бы тебе мог рассказать, а с этим явлением пока не сталкивался. Знаю только, что им сейчас многие увлекаются, но поинтересуюсь и обязательно сообщу, – пообещал я ему.
Пообщались мы с батюшкой, посочувствовал я его незавидному положению. Попробуйте послужить среди людей умственно отсталых. Ни проповеди им не скажешь, ни наставление о вере христианской.
А в воскресенье на литургию приезжает к нам наш бывший алтарник Дима. Пока алтарничал, закончил Свято-Тихоновский университет. У них с женой все никак не получалось с детьми. Но молились, и Господь сначала дал одного, а потом вдогонку и второго. Помню, как во время причащения он реагировал на детей, тогда у него своих еще не было. Как он умилялся этим маленьким ручкам и ножкам. После причастия показывает мне, как потешно дитя открывало ротик. Мне смешно, а у него слезы в глазах.
Короче, Димина родная сестра родила мальчика, первенца. И вот приключилась такая беда, родился малыш с синдромом Дауна. Трагедия. Муж стал настаивать сдать «бракованное» дитя в приют и поскорее о нем забыть.
– Это же не человек, – доказывал он жене.
Люди они неверующие, да и детей у нас сегодня в семьях совсем мало, может, и действительно не должен даун занимать место здорового ребенка, поди тут разберись. Сколько ни ставь себя на место другого, а понимаешь, что не влезть тебе в его «шкуру», и уж тем более не решить за них судьбу этого мальчика.
Отвезли малыша в интернат в соседнюю Московскую область. Выручают нас москвичи, спасибо им, и подлечить нас готовы, в таких делах вот тоже не оставляют. Сдали и забыли, а Дима не может забыть. Его-то семья верующая, детей так долго вымаливали, не получается забыть.
Вот и поехали они с женой к племяннику-дауну. Договорились на первое время, что дитя будет расти в интернате, своего жилья у Димы пока еще нет, а дальше, как Бог даст, может, и заберут, все ж таки не чужая кровь. Стали периодически ездить, с ребенком играть. Поначалу все это держалось в тайне, но однажды Димка случайно проговорился матери. Просил ее молчать, да куда там. Мать дочке все рассказала. Та в слезы: «Я ребенка бросила, не смей поднимать то, что мною брошено».