Время освежающего дождя
Шрифт:
Кайхосро направился в покои деда. Какое счастье: Мухран-батони остался на время в Метехском замке. Еще с порога Кайхосро выкрикнул, задыхаясь, о страшном намерении Саакадзе вывернуть наизнанку Картли, как шкуру замученной пантеры.
– Кто-нибудь видел тебя у моих дверей? – Мухран-батони спокойно продолжал посасывать чубук кальяна.
– Нет… кажется, – растерянно пролепетал Кайхосро.
– Постарайся, чтобы и обратный путь был столь же удачным… Если кто из придворных встретит, скажи – переходы осматривал. Вырази неудовольствие: в средней нише Охотничьего зала – паутина, на цветочном балконе потускнел
Через час Мухран-батони в парадной куладже остановился перед стражей, поправил на себе оружие, пригладил усы и почтительно вошел в дверь, распахнутую перед ним царским азнауром.
Но, прикрыв плотно дверь и убедившись, что их никто не подслушивает, Мухран-батони снял оружие, расстегнул куладжу, поудобнее устроился в кресле.
– Моурави предлагает сократить власть князей? Какая печаль! О клике Шадимана заботится – хвала такому делу! Моурави к величию Картли стремится, а такая дорога не бархатным чепраком покрыта. Обо всем заранее со мной договорился: следуй за Моурави – взойдешь на престол Багратидов.
– Но мудрость поучает: «Не следуй за правдой, она истощает зрение». Разве пирами и свадьбами ослепишь князей? И разве при царице Тамар не давали волю купцам? И не пришлось ли потом разогнать карави? Разумно ли повторять ошибки?
– Я так и предполагал – поглупеешь, как только возвеличишься. Если плод случайно созреет зимой, он неминуемо погибнет. Что было рано при Тамар, своевременно при Кайхосро.
– Осмелюсь напомнить, мой благородный дед: рогатки и в твоем Самухрано придется снять. Или так оговорено?
– Я первый сниму, – пример мой обяжет многих.
– Но твой нацвали всегда радовался значительному доходу от проездных пошлин.
– И теперь будет радоваться, ибо убыток тебе как князю – прибыль тебе как царю. Двойные пошлины, собираемые царскими нацвали и торговыми, поступают в казну царства, а правитель, или царь, в этом деле имеет свою личную долю. Прибыль тебе как царю – это двойное обогащение тебя как владетеля. Только богатство и сила – надежный щит престола. Разве не предлагал Моурави меч и сердце Луарсабу? Разве не умолял о постоянном войске? Не упрашивал обуздать своенравие князей? Луарсаб поверил Шадиману – и погиб. Да, я не оговорился – погиб безвозвратно! Так вот, сломив волю враждебных нам князей, объединившись с Зурабом Арагвским, Шалвой Ксанским, Газнели и еще некоторыми, мы крепко возьмем власть в свои руки. Через три года будем венчать тебя на царство. Об этом – все. Поговорим о короне. Корона Багратидов состоит из гладкого венца с травами и репьями поверху, из восьми дуг, яблока и креста. В кресте небольших алмазов – пятьдесят, красных яхонтов – одиннадцать; в двух ободках по яблоку – небольших алмазов тридцать один и столько же красных яхонтов.
– Я с восторгом слушаю тебя, мой дорогой дед, но разве может быть удобной чужая папаха?
– Гордость требует терпения. Скоро пир для князей устроишь, предлог – день ангела. Будь вежливым, но недоступным. Какой голос сначала подымешь, тот
Кайхосро уныло смотрел на крепкие цаги своего деда.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Пройдя винный ряд, «барсы» одновременно задержали шаги: вкусный запах только что выпеченного лаваша обволакивал улочку.
Гиви уже готов был схватить самый зарумяненный лаваш и, как в детстве, плотно скатав его, запустить в рот, но Димитрий одернул деревенского «барса».
– Полтора часа буду натирать тебе уши выпеченным тестом! Ты что – забыл, кто ты?!
– Ты теперь почетный азнаур, победитель Карчи-хана, и лаваш тебе должны подавать на серебряном блюде, – насмешливо добавил Ростом.
– Лучше смотрите на городские весы, – оборвал Дато пререкания друзей, – около них пять кривых ароб, и то с одной зеленью.
«Барсы» вышли на площадь майдана. Покупателей было много, но весы, над которыми колыхался царский флаг, почти бездействовали. Сегодня, как и вчера, через Майданские ворота скудно ползли арбы и изредка семенили ослики с перекидными корзинами.
Ростом хмуро заметил, что купцам и перекупщикам здесь только в нарды играть. И правда, у весов уже не было никаких товаров, когда медленно опустился флаг, означающий, что торговля с горожанами прекратилась и наступили часы оптовой торговли.
Друзья пересекли площадь. У Темных рядов они вновь остановились, наблюдая, как с четырех верблюдов сгружали кипы грузинского шелка, вносили в просторный склад и сбрасывали поверх запыленных тюков.
– Вот почему наш Георгий и с князьями любезен, и с купцами подружился. Но скоро майданы пробудятся от зимней спячки! – убежденно закончил Даутбек.
Видя слоняющихся «барсов», амкары вздыхали: опять Моурави не прибудет, – уже несколько дней, как обещал. Вчера площадь поливали, позавчера лавки приукрашивали, навесы чинили. Вино то ставили на стойки, то уносили в подвалы. Хотел Моурави товары отобрать для первого каравана в турецкий пашалык. А сегодня не только нацвали и гзири, даже асасы не появляются, майдан тоже не полили, не стоит даром тратить воду.
Но именно в эту минуту по Метехскому мосту простучали копыта. Высокий всадник, сопровождаемый другим, круто завернул на улицу Веселых аробщиков.
– Моурави скачет! – завопил подмастерье, бросив дубить кожу.
– Моурави! Моурави! – понеслось по всему майдану.
Из темных лавок высыпали амкары, возбужденно переговариваясь.
– Вино, вино поставь! – кричал Сиуш ученику, устремляясь навстречу Саакадзе.
Моурави осадил коня, спрыгнул и шепнул Даутбеку:
– Не отходи далеко – возможно, придется поспорить с твоими любимцами.
На майданной площади сразу стало шумно и тесно. Бежал нацвали, за ним гзири, протирая сонные глаза. Из-под навесов вылезли асасы и принялись оттеснять толпу, силясь громкими окликами привлечь на себя внимание Моурави.
Провожаемый амкарами, Саакадзе направился в лавку Сиуша. По пути он здоровался с уста-башами и старейшими амкарами и с таким удовольствием выпил преподнесенную ему чашу с янтарным вином, как будто никогда лучшего не пивал. Следуя его примеру, «барсы» до дна осушали чаши и шумно ставили их на исколотую шилами стойку.