Время падать, время летать
Шрифт:
— Эй, все хорошо, — успокаивающе прошептала незнакомая девушка с круглым лицом и длинной косой. — Теперь ты в безопасности. Ты спасена.
— Спасена? — глухо переспросила Блейз, мазнув рукой по лицу. Голова раскалывалась так, будто вчера она до утра тусила на очередной вечеринке с дрянными коктейлями.
В комнату вошла худая женщина с темными волосами, рассыпанными по плечам. Как и первая, она была облачена в белое платье, кажущееся слишком инородным и непрактичным для Бездны.
— Милая, ты в Храме Мтимеи. Я — старшая жрица Ильгре, она — жрица Лаквай. Как тебя зовут? — ласково спросила
— Блейз. — Она попыталась вспомнить, когда ее в последний раз называли милой. Не сумев вспомнить, спросила: — Что случилось?
Жрицы переглянулись.
— Что ты помнишь?
— Помню, как мы собирались отправиться за снежником для Шани… — Блейз запнулась. Странное чувство — будто собственные воспоминания прятались от нее в глубинах подсознания. Как крысы, забившиеся по углам.
— И больше ничего? — мягко спросила Ильгре.
В голову словно вонзили раскаленный штырь. Застонав, Блейз сжала виски ладонями. Но когда прошла боль…
Она вспомнила.
Кровь. Алая, такая яркая, что казалась ненастоящей. Но она пахла как настоящая… и она была всюду. На стенах школы, на полу, на разбитых стеклах окон, через которые ученики пытались убежать от настигшего их кошмара.
Ученики… Их тела усеяли пол и лестницу. Кто-то из девочек — длинные волосы закрывали лицо — полулежал на ступенях. Рука, перекинутая через перила, свешивалась вниз, и кровь падала на плечо Блейз. А она уже не могла подняться.
Она помнила, как сбегала вниз с третьего этажа, когда услышала отчаянные крики несших вахту. Но они — враги, звери в человеческом обличье, высокие незнакомцы с мечами наперевес, уже были здесь. Блейз напрыгнула на одного, целясь ножом в глаз. Ее сбросили с плеча, как игрушку. Огромный детина, раззявив рот в яростном крике, бросился на нее. Как в замедленной съемке, Блейз смотрела на нож Виктора, который вошел в грудь врага, лишив его жизни. Падение грузного тела. Протянутая ей рука. Вик помог ей подняться, крикнул, что надо уходить.
Не слушая его, Блейз бросилась в лазарет. И, увидев Шани — храбрую малышку Шани — с колотой раной в животе, глядящую в потолок невидящими глазами, упала на колени и впервые в жизни разрыдалась. Снова Виктор. Снова бег куда-то через тела и алое, размытое пеленой слез. Они бежали. Чтобы найти тех, кто выжил. Чтобы спасти хоть кого-нибудь — или спастись самим.
Не сумели. Не успели.
Все в школе уже были мертвы. Тех, кто еще умирал, добивали враги.
Хлоэ и Джоэл лежали рядом — наверняка он защищал ее до последнего. Голова лежащей у подножья лестницы Лексы была неестественно вывернута, среди рыжих волос затесались темно-красные прядки. Она тяжело, натужно дышала, на губах пузырилась кровь. Один из тех, кто ворвался в школу и напал на подростков, которые никогда оружия в руках не держали, вонзил меч в обтянутую футболкой грудь Лексы.
Виктор попытался помешать ему — напал сбоку, целясь в плечо… Враг обернулся так стремительно, что все внутри Блейз обледенело. И легко, почти играючи, провел лезвием клинка по шее Виктора.
— Виктор! — закричала Блейз.
Она больше не плакала. Просто уже не могла. А на его шее расцветало кровавое ожерелье.
— Вик…
Чей-то жестокий удар вдавил Блейз в перила, а следующий и вовсе перекинул через них. Она упала на пол первого этажа, и это было самое долгое в ее жизни падение. Лицо Виктора все это время стояло у нее перед глазами.
Они спустились за ней — чтобы закончить начатое. Добить. И когда она, не имея возможности даже пошевелиться, уже примирилась с неизбежным, что-то произошло. Ослепительно яркая белая вспышка отбросила врагов к стене. И того, кто добивал Лексу, кто убил Виктора и спустился, чтобы убить ее — тоже. А потом все потонуло в белом тумане.
— Произошла страшная трагедия. На ваш лагерь напали. Мне жаль… что мы пришли слишком поздно. Мы смогли спасти только тебя.
Голос старшей жрицы вырвал ее из прошлого. Но настоящее пугало не меньше. Она одна. Она осталась совсем одна.
— Вы убили их? — Глаза Блейз были закрыты. Она все еще была там — стояла на коленях рядом с Шани, смотрела в глаза Виктора, из которых по капле уходила жизнь.
— Мне жаль, но нет, — тихо сказала Ильгре. — Нам не хватило бы сил. Мы хотели предупредить вас. Забрать и излечить выживших, если бы предупредить не успели… И мы забрали… тебя.
Блейз резко открыла глаза.
— Кто это был? — хриплым от ненависти и боли спросила она.
— Один из королей Бездны. Я скажу тебе его имя, когда придет время.
Блейз вскочила с постели, едва устояв на ногах — перед глазами потемнело.
— Я хочу знать сейчас! Этот ублюдок убил всех, кого я знала!
Ильгре мягко взяла ее за плечи.
— Бессмысленная ярость ничем тебе сейчас не поможет. У него — армия воинов, у нас — жалкие остатки магии, которую он хочет отобрать. И… ты. Наша надежда на справедливость.
— Уйдите, — безжизненно сказала Блейз. Вся ее ярость вдруг испарилась, оставив внутри только пустоту. — Вы спасли меня, и я должна быть вам благодарной…
— Ты не можешь ощущать сейчас благодарности, я знаю, — обронила Ильгре. — Ты хотела бы, чтобы тебя и вовсе не спасали. Но это пройдет, поверь. А пока…
Они ушли. Как ушли все, кого Блейз когда-то знала и с кем была — или только могла быть — близка: кто-то остался в Альграссе, а остальных Бездна забрала в свои недра. Лекса говорила, что Бездна не оставляет тел… она использует их для создания тварей, своих лишенных рассудка детей.
Блейз замутило, стоило ей только подумать, что этот чертов свихнувшийся мир может сделать с останками Шани… или Виктора… Что однажды они могут встретиться ей в обличье тварей Бездны — измененных, чудовищных склеек человеческого и нечеловеческого, как те, о ком рассказывала Лекса: Дрессировщица, повелевающая зверьми, с плетями с разрядами молний в руках; двуногая тварь, у которого вместо рук были цепи…
Они встретятся, схлестнутся в битве… а она их не узнает. И, не узнав, убьет.
Блейз закричала, разбивая тишину: серая пустота в ней снова уступила место раскаленной добела ярости. Давая ей выход, замолотила кулаками в каменные стены храма, разбив костяшки в кровь. Ее никто не остановил. Попытался бы — наверное, убила.
Она не помнила, как уснула. Думала, что больше ей никогда уже не уснуть. Не было кошмаров: зачем, если они могли преследовать ее наяву, раздирая душу в клочья каждое мгновение, пока она дышит.