Время перемен. Лабиринт Безумия
Шрифт:
Все случилось внезапно: сперва ощутимо потемнели небеса, пышные кроны деревьев недовольно зашелестели, как бывало перед нешуточной бурей. Невесть откуда задул холодный ветер, солнце пугливо спряталось, а окружающий мир стремительно преобразился. Казалось, мирные рощи навсегда исчезли среди мрачного засилья буреломов и непролазных чащоб, веселое щебетание на ветках разом прекратилось, пропали уютные овражки, небольшие полянки, напрочь испарились беззаботные мотыльки. И спустя всего несколько часов после нового рассвета вокруг на многие версты снова раскинулся непроходимый и недобрый Лес, непролазная чаща, в которой только ловкие Гончие умудрялись найти крохотные, едва заметные даже эльфийскому взгляду проходы.
Сотни тесно
Прямо второй Кордон какой-то!
Создавалось впечатление, что умиротворяющее присутствие Таррэна напрочь перестало действовать на местную живность. Людей провожали внимательными взглядами, уже не скрываясь: мошки, комары, неподвижно сидящие на цветках бабочки, молчаливые птицы на ветках, странно изменившиеся белки, барсуки, еноты, громадные питоны на зеленых верхушках… жизнь вокруг словно замерла, готовясь сообща накинуться на дерзких двуногих, рискнувших потревожить покой этих заповедных мест. Звери постепенно подбирались все ближе, сбивались в стаи и многочисленные группы, выразительно переглядывались, тихонько ворчали, провожая ежащихся и заметно оробевших пришельцев злыми зелеными глазами. Отовсюду. Будто ждали команды к нападению и были полны решительности выполнить ее сразу, как только им позволят. Одно хорошо: хмер и крупных животных пока, слава богам, видно не было, но с каждой минутой Траш нервничала все больше. Карраш и вовсе начал пугливо жаться к хозяйке, а Гончие, в конце концов, окружили встревоженных людей тесной коробочкой и так, под плотным конвоем, упорно вели дальше.
Таррэн, поддавшись общему настроению, тоже забеспокоился. Кажется, они уже близко? Иначе с чего бы Проклятому Лесу так нервничать? Он в который раз мысленно велел: «назад!», но вдруг впервые за последние дни не почувствовал отклика. Словно в пустоту крикнул, однако, против ожиданий, не услышал ни ответа, ни эха, ни собственного голоса. Просто НИ-ЧЕ-ГО, и это было страшно. В чем дело? Почему его больше не принимают здесь, как Хозяина? Почему они молчат и смотрят все так же жутко? Почему не шевелятся? Почему застыли, как примороженные, и только сверлят нас ненормально зелеными глазами, позабыв про себя, своих партнеров, голодных детенышей и все остальное?
Белка кинула быстрый взгляд по сторонам и неожиданно остановилась. Прямо перед поваленным бревном толщиной в два обхвата. Ничего странного в нем не было — просто очередная гигантская коряга, так некстати развалившаяся на пути. Здоровенная, полузасыпанная засохшими ветками, листьями и всяким хламом. Что в ней могло быть плохого? Перешагни, и все. Но Гончая не только не пошла дальше, а даже чуть отступила, после чего странным движением пригнулась и внезапно тихо зашипела, умудрившись проделать это одновременно с оскалившейся Траш. Получилось довольно жутко, потому что было в этом шипении и ярость, и бесстрашная готовность к смертному бою, и даже внятное предупреждение: не лезьте!
Сверху в ответ сердито цокнула белка и перескочила на соседнее дерево. В соседних кустах кто-то недовольно заворчал, возмущенно зашуршал, но шум быстро стих. А буквально секундой позже, чуть ниже последних ветвей, чуть ли не перед носом у зло прищурившейся Гончей, старое бревно вдруг… неохотно шевельнулось! И мгновенно превратилось из поваленного ствола в массивное змеиное тело, при виде которого Весельчак невольно сглотнул и попятился: гигантский питон был почти незаметен на фоне неприятно темной листвы. Умело укрылся среди нагромождения листьев, шипов и зловещих колючек, ловко уместив громоздкое туловище так, что сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, что перед ним — не очередной поваленный бурей сухостой, а самая что ни на есть змеюка. Живая, голодная и ужасающе громадная. Он видел только истончившийся хвост, который и принял за бревно, заваленное всяким мусором, а основная масса скрывалась где-то в тени, за зарослями дикой акации, за могучими стволами, за раскидистыми зелеными ветками.
Белка задрала голову и зашипела громче. Грознее. Сама пригнулась рядом с кровной сестрой, припала на четвереньки и, окончательно став похожей на взбешенную хмеру, предупреждающе зарычала. Она не шевелилась, не дрожала от напряжения и, кажется, даже не дышала. Только глухо ворчала на одной жуткой ноте и неотрывно смотрела куда-то вверх и влево, словно именно там чуяла смертельную угрозу.
Таррэн совсем встревожился, потому что, против ожиданий, больше не чувствовал Лес, как себя самого. Не смог сказать, откуда именно исходит опасность. Даже не почуял проклятого змея, хотя должен был!! Кажется, он без видимых причин внезапно утратил странное единение с этой природой, перестал ее понимать и слышать, как себя самого. Но, что самое страшное, неожиданно осознал, что больше не слышит Лабиринта. Совсем. Как отрезало. Он будто ослеп, оглох и лишился всех своих способностей. Как заблудившийся кролик в бездонной норе гигантского змея. Как потерявшийся в чужом городе мальчишка. Жалкий неумеха среди могучих колдунов прошлого. И это случилось так резко, так быстро и так сразу, что он на какое-то время даже растерялся. И только потом заметил неестественное спокойствие подобравшихся Гончих.
Как оказалось, Шранк уже давно стерег Темного эльфа с левого бока, Крилл и Адвик незаметно пристроились справа. Волкодавы надежно сторожили Светлых, Урантар присматривал за нервничающими людьми. Но (проклятие!) все они даже сейчас оставались нечеловечески невозмутимыми! Даже за оружие пока не схватились! Не ощетинились стрелами и не подняли арбалеты, хотя угроза ощущается буквально кожей!! От нее волосы дыбом вставали даже там, где им расти-то не положено, а Стражи все еще медлят и оценивающе посматривают, не ввязываясь в это молчаливое противостояние! Боги! Вот, значит, как они совершают свои рейды? ВСЕГДА в такой обстановке, когда отовсюду на них косятся чужие глаза, а острые зубы готовы вырвать любую нечаянно оступившуюся жизнь? Выходит, они каждый день готовы именно к ЭТОМУ? К тому, что в любую секунду сверху, снизу, сбоку… да откуда угодно!.. на них может кинуться какая-нибудь злобная тварь? И если она будет достаточно удачлива, заберет кого-то из небольшого отряда?
Неужели они столько веков существуют в подобном кошмаре?!!
Тогда неудивительно, что у Гончих такие жуткие глаза: бесстрастные, холодные, неживые. Мертвые. Кажется, уходя в такой рейд, они готовы больше не вернуться. Каждый раз прощаются с домом. Каждый раз мысленно умирают для остальных. Каждый раз теряют здесь частичку самих себя, а под конец, когда совсем ослабнут и станут чуть медленнее, чем здешние звери, потеряют и жизнь. Как недавно Сар’ра. И это так же неизбежно, как восход и закат на здешней нерадостной земле.
Белка даже не вздрогнула, когда в нескольких шагах левее вдруг зажглись два крупных змеиных глаза с неподвижными вертикальными зрачками. Огромные, желтые, равнодушные. Они были так велики, что люди непроизвольно шарахнулись прочь, но, спасибо Гончим, не сумели сделать ни шагу. Даже тогда, когда из густой листвы высунулась гигантская, со взрослую хмеру, голова черного питона и неторопливо мазнула воздух раздвоенным языком. Как раз возле лица хищно прищурившейся Гончей.
Траш заворчала громче.