Время перемен

Эшли Кристен

Я — никчемная.

Пожалуй, я приму, что я никчемная.

Я решила все испортить, поэтому я все испортила.

Поэтому я пьяная в хлам стояла на поле на слете Дикого Билла, среди громкой музыки, толкотни и колышущихся тел, с давно забытой бутылкой пива в руке, раскачивалась в такт музыке и горланила во всю глотку.

Это было приятно.

Нет, великолепно. Быть рядом с людьми, которым все равно, что у меня нет высшего образования. Которые живут жизнью, а не вырабатывают

стратегию на каждом шагу. Быть там и чувствовать себя живой. Быть там и не быть одной.

Быть там и чувствовать себя свободной.

То есть, было великолепно, пока не появились они.

Они – это два парня, которые либо знали друг друга и не возражали против того, чтобы устроить тройничок, либо соперничали за то, кто первый утащит пьяную цыпочку с поля в палатку и сделать с ней все, что заблагорассудится.

Я была не в том настроении, чтобы кто-то делал со мной то, что ему хочется, поэтому решила дать им это понять.

Мои первые маневры — позволить движущейся толпе поглотить меня и утащить прочь — не сработали.

Они последовали за мной.

Когда один из них коснулся моей груди, мой второй маневр заключался в том, чтобы обернуться и сказать:

— Эй, это не круто!

Когда другой встал позади меня и начал тереться о мою задницу, я закричала: «Эй, прекрати это!» — но снова ничего не вышло.

И отталкивать, хватать их за запястья и отдергивать руки — тоже ничего не вышло.

— Прекратите, придурки! — закричала я, без раздумий роняя бутылку и сопротивляясь теперь еще яростнее, когда они окружили меня, один спереди, другой сзади, прижимаясь ближе, шаря глазами и руками по моему телу, тиская меня.

Мой крик поглотила музыка, шум и плоть, затерявшихся в тумане алкоголя, наркотиков и атмосферы, людей.

Никто не обращал на меня никакого внимания.

Таково было поле.

Там может быть потрясно (но в основном только в том случае, если у вас есть хотя бы подруга, которая прикроет вам спину, чего я по глупости не сделала).

Там может быть совсем не потрясно.

Как сейчас.

Я попыталась дернуться в сторону, но парень позади, втянул меня обратно между ними.

Они работали сообща.

Дерьмо.

Они хотели устроить групповушку, и поскольку слет Дикого Билла был ежегодным сборищем многих мотоциклетных клубов, эта групповушка могла не ограничиться тремя участниками, эти парни могли быть просто теми, кого послали найти добычу.

Эта мысль превратила гнев, выбивший весь алкогольный туман из головы, в панику, и внезапно мир наполнился множеством рук, толкающих, сжимающих, тискающих, кряхтением и моими криками и их низкими смешками.

Их это заводило.

Один из них укусил меня за плечо, и я вскрикнула, с усилием

развернувшись в небольшом пространстве, которое у меня было, ткнув его в подбородок, чтобы оттолкнуть.

Он дернулся, и когда его дикие, сверкающие похотью глаза вернулись ко мне, я поняла, что ему это нравится.

Дерьмо.

Другой парень протянул руку и крепко схватил меня за грудь.

Я развернулась в его сторону, втиснув обе руки между нами и толкая изо всех сил, и крикнула:

— Отвали!

Парень позади меня скользнул рукой по моему бедру вперед, вниз, почти туда, и ужас стремительным потоком побежал по моим венам, внезапно я врезалась в людей, стоящих рядом со мной.

— Эй! Осторожно! — кричали они мне, но все, что я могла делать, это стоять, не глядя на сцену, не сопротивляясь, не убегая, и наблюдать за тем, как кулак Тони летит в лицо парня позади меня, который тут же меня отпустил.

Парень даже не получить шанс, чтобы поднять руку. Один удар — и он отлетел прочь, падая и ударяясь о тела, которые просто расступились и позволили ему упасть на траву.

Другой парень попытался прыгнуть на Тони, но тот мгновенно перегруппировался, применив удушающий прием, и сжимал, сжимал — парень брыкался, плевался и терзал руку Тони — но тот продолжал сжимать, пока парень не потерял сознание и не упал на землю.

Едва он успел коснуться земли, как Тони повернулся ко мне, железной хваткой вцепился мне в руку и потащил сквозь толпу. Он плечом протискивался между людьми, которые либо были под кайфом и не замечали этого, либо были под кайфом и им это не нравилось, но они только глядели на Тони и ни хрена не говорили.

В мгновение ока, что почти невозможное сделать на поле — ты входишь туда, понимая, что оно выплюнет тебя, когда с тобой будет покончено, не раньше — мы оказались на краю, но Тони не остановился.

Он потащил меня через людей, костры, палатки и домики на колесах с откидными крышами к тому, что в темноте казалось небесно-голубым с широкой полоской нежно-голубого цвета, старым пикапам «Шевроле».

Он остановил меня сзади пикапа и развернулся, дернув так, что я почти впечаталась в его тело.

Он поднял наши сцепленные руки, тряхнул ими и проскрежетал:

— Господи, черт возьми, Кэди. Твою мать!

Я уставилась на него, от меня не ускользнуло то, что только что произошло — не та часть, где он уложил двух парней, вероятно, за две минуты, не та часть, где я попала в серьезный переплет, в котором не хотела оказаться ни одна женщина — и молчала.

Он уставился в ответ и взгляд его был очень сердитым.

Он отпустил мою руку, но только для того, чтобы ткнуть пальцем в сторону поля и сказать: