Время первых
Шрифт:
– Свет, я тебе уже говорил, что для художников «похоже» – наихудший комплимент.
– А это комплимент не художнику, а космонавту с кисточкой. Который, между прочим, мог бы стать и очень хорошим художником.
– Чуть-чуть в сторонку от освещения, – попросил он. – А космос как же?
– Разве настоящему художнику, чтобы попасть в космос, – обязательно лететь туда на ракете?
– Да я сквозь потолок звезды вижу. Точнее, потолка не замечаю – смотрю сквозь него и вижу небо. Да я бы и до луны на велике доехал бы! Жаль, что таких
– Обедать, – с театральной строгостью сказала Светлана.
И отправилась на кухню.
Вместо нее в комнату забежала дочь Вика. Увидев на столике яблоко, она схватила его.
– Ой, а мне можно?
– Можно. Но после обеда, – ответил папа, забрав у дочери спелый фрукт.
– Тогда пойдем обедать прямо сейчас! – крикнула она, выбежав в коридор.
Алексей посмотрел на яблоко. Покрутив его в ладони, он заметил темное пятнышко.
«Им же угостил меня Павел, – припомнил он. – Тогда… в самолете. Перед роковым прыжком…»
Сквозь единственное окно палаты травматологического отделения была видна верхушка дерева, покачивающаяся от слабого ветра на фоне синего неба. Врачи навещали Беляева три-четыре раза в день. Столько же раз медсестра приносила поднос с разнообразным питанием. А остальное время он либо читал книжки, либо подолгу глядел в небо.
Сейчас его бездонную голубизну расчерчивал инверсионным следом маленький истребитель, летевший куда-то на юго-восток. «Тренировочный полет, – догадался Павел. – Эх, когда теперь доведется полетать?..»
Истребитель поравнялся с краем оконного проема и скрылся из вида. Постепенно стих доносящийся из-за приоткрытой рамы далекий гул. В палате снова стало тихо.
Беляев вздохнул, перебирая возможные варианты развлечений. До обеда еще было далеко и следовало чем-то себя занять. В окно таращиться надоело. Спать не хотелось. Последнюю книгу он вчера дочитал, а парочку свежих ребята из отряда обещали принести только вечером после ужина.
Внезапно за окном появилась тень. Павел вновь повернул голову вправо и увидел довольное лицо Леонова.
– Здорово, – тихо сказал тот, толкнув раму.
Рама со крипом отворилась внутрь палаты; Алексей нагнулся, подцепил что-то тяжелое и с усилием приподнял. Через секунду он поставил на подоконник тяжелую гирю. Затем рядом, странно звякнув, опустился набитый каким-то железом рюкзак.
Беляев смотрел на все это спокойно и без эмоций.
– Правильно – лучше молчи. Говорить буду я, – прокомментировал Леонов холодную встречу и залез в палату. – Так, ну что? Начинаем программу по восстановлению физической формы. Ты согласен?..
На самом деле вопрос прозвучал так… из вежливости и согласия не требовал. Все товарищи по отряду космонавтов знали: если Алексей чего-то удумал – остановить его могло только чудо.
Он проворно извлек из рюкзака составные части странного механизма и принялся собирать их, прилаживая к кареткам кровати. Судя по виду конструкции, это был противовес для травмированной ноги товарища.
– Жизнь у меня одна. И напарник тоже один – с другим я не полечу, – деловито рассуждал Леонов, закручивая на винтах гайки. – Сейчас, конечно, приходится тренироваться с Хруновым, чтобы не терять форму и не прерывать учебный цикл. А как только ты восстановишься – мы с тобой сразу идем к начальству и подаем рапорт на прохождение медкомиссии. Улавливаешь, Паша? И все будет хорошо…
Покончив со сборкой, он начал протягивать через конструкцию металлический тросик.
– Хорошо, что врачи собрали по косточкам твою ногу. Это очень хорошо! А то, что не обещают быстрого выздоровления – так это вообще ерунда…
– Алексей, посмотри на меня, – впервые подал голос Беляев.
– Ну, – ковыряясь с последней железкой, отозвался тот снизу.
– И заодно услышь.
– Ну. Смотрю и слушаю.
– Я с тобой никуда не полечу.
– Чем же я тебе так противен? – как ни в чем не бывало спросил Леонов.
Павел приподнялся, поправил сбившуюся в комок подушку.
– Да не в этом дело. Страха ты не знаешь. А это очень плохо.
– Есть страх. Слушай, я тебе сейчас одну историю расскажу – из детства…
– Уйди, Леша.
– …И ты сразу поймешь, о чем я тебе говорю…
Он торопливо доделывал противовес. А Беляев неподвижно лежал на кровати и смотрел в белый потолок.
Внезапно он повысил голос и достаточно жестко произнес:
– Ты не понял меня?!
– Нет, ну ты чего? – на секунду прервался молодой коллега. – Леоновы просто так не уходят. Ты чего в самом деле? Сейчас доделаю и тогда уйду.
Ему оставался последний штрих. Приподняв гирю, он подвесил ее на крюке, висевшем на болтавшемся тросике. Травмированная нога Беляева тут же пружинисто приподнялась над кроватью.
– Вот так! Понял?! Давай, качай!
От неожиданности Павел забыл обиду и злость. Поднапрягшись, он потянул ногой механизм вниз. Получилось – натянувшийся тросик приподнял гирю.
– Раз-два, раз-два, – командовал Алексей. – Посмотри, как хорошо все работает!
Несколько раз проделав упражнение, Беляев так увлекся, что в следующий раз сделал это слишком резко. Из конструкции со звоном вылетела какая-то металлическая пластина. Нога резко упала на кровать.
И тут же палату огласил истошный крик Павла.
– Давай помогу! Давай… – суетился вокруг него Леонов. – Больно?..
Тотчас распахнулась дверь – в палату вбежали медсестры. Следом появился встревоженный дежурный врач.
– Иди к чертовой матери! Убирайся отсюда! – превозмогая боль, запустил Павел подушкой в Алексея.
Поймав пущенный в него «снаряд», тот сунул его в руки медсестры и направился к выходу.
– У нас все нормально. Мы разобрались, – говорил он на ходу.
– Убирайся!.. – мчалось ему вслед из палаты. – И чтоб я тебя больше не видел!..