Время первых
Шрифт:
Немногим известно, что в создании СК-1 активное участие принимала Варвара Васильевна Чичагова – гордость советской науки, позже принявшая монашеский постриг и ставшая игуменьей Новодевичьего монастыря.
В скафандрах СК-1 побывали на орбите Юрий Гагарин, Герман Титов, Павел Попович, Валерий Быковский. Для Валентины Терешковой в 1963 году изготовили специальный СК-2, учитывающий особенности женской анатомии и физиологии.
Тем не менее скафандры СК были легкими, весившими всего около тридцати килограммов и совершенно не приспособленными для выхода в открытый космос. Они годились для нормальной работы в герметичной, изолированной и защищенной от космического излучения кабине. При разгерметизации, но при сносной температуре, а также при отсутствии солнечной радиации космонавт мог продержаться в нем до пяти часов. Также СК обеспечивал защиту космонавта при катапультировании и сохранение тепла в течение двенадцати часов при нахождении в холодной воде.
Для работы в открытом космосе требовалась принципиально другая «одежка». И такая была создана.
Новый скафандр получил название «Беркут». Для увеличения надежности в его состав включили дополнительную герметичную оболочку, а верхний слой сшили из специальной металлизированной ткани – экранно-вакуумной изоляции. Готовый скафандр представлял собой термос, состоящий из множества слоев пластиковой ткани, покрытой алюминием. Поменялся и цвет скафандра – для лучшего отражения солнечных лучей он стал белым, а на шлеме с той же целью был установлен специальный светофильтр. В таком костюме хоть и кратковременно, но с относительной безопасностью можно было находиться в открытом космосе.
В итоге «Беркут» прилично потяжелел. Сам скафандр весил двадцать килограммов, а ранец с заключенной в нем системой жизнеобеспечения – почти двадцать два. Помимо системы вентилирования в ранце находились два баллона с кислородом объемом по два литра каждый и манометр для контроля давления. Всевозможные шланги, штуцеры и прочие вспомогательные приспособления также добавляли килограммы веса.
В итоге скафандр получился тяжелым, однако в условиях невесомости его масса решающей роли не играла. Куда большее неудобство доставляло давление воздуха, который закачивался под герметичную оболочку. Именно он делал скафандр жестким и неподатливым.
Понимая сложности при эксплуатации данного изделия, руководство сделало упор на физическую подготовку космонавтов. Летом им ежедневно приходилось совершать кроссы, зимой – лыжные пробежки; в спортивном зале они занимались тяжелой атлетикой и спортивной гимнастикой. Помимо этого комплекс тренировок для более совершенного владения своим телом включал в себя плавание, прыжки на батуте, упражнения на вращающейся «скамье Жуковского» и прочее.
После долгих усилий ритуал облачения был закончен.
Леонов с трудом поднялся со специального стула, потоптался на месте и дважды подпрыгнул, опробуя надетый скафандр.
Эти движения больших усилий не требовали. А вот шевелить руками в неповоротливых рукавах оказалось куда сложнее.
Морщась от напряжения, он с трудом согнул в локте правую руку, потом левую… И подумал: «Как же в нем неудобно! А если, выйдя в открытый космос, придется что-то делать? Снимать крышки лючков, менять антенны, ремонтировать навесное оборудование?..»
– Чего там у тебя за проблема? – с улыбкой на лице спросил Хрунов. – Чешется? Давай почешу.
– Себе почеши, – огрызнулся Алексей.
Новый член экипажа в ответ засмеялся. Посмотрев на его кривую улыбку, Леонов с грустью вспомнил Павла Беляева…
И снова в небе над подмосковным военным аэродромом гудели турбины специального самолета-лаборатории «Ту-104». Он то взмывал вверх, заставляя пассажиров и экипаж испытывать повышенные перегрузки, то плавно опускал нос, кратковременно создавая внутри фюзеляжа искусственную невесомость.
В его чреве находился все тот же полноразмерный макет космического корабля с присоединенным к выходу надувным шлюзом. В качестве командира экипажа работал Хрунов; он находился в капсуле «Восхода» и наблюдал за Леоновым.
Переход из корабля в шлюз и выход в «космическое пространство» одетый в тяжелый скафандр Алексей полностью освоил. Теперь перед ним стояла нелегкая задача вернуться обратно. И если покидание тесного цилиндрического пространства проходило без особых проблем, то обратный маневр не получался – в каждой попытке космонавт по той или иной причине терпел фиаско.
Вот и на этот раз он не вписался в отведенные временные рамки: экипаж вывел самолет из режима снижения, эффект невесомости закончился, и не успевший забраться в шлюз Леонов грохнулся на маты.
– Знаешь, что я думаю? – высунулся из макета Хрунов.
– Ну и что ты там думаешь? – раздраженно спросил Алексей.
Он с трудом принял сидячее положение и расправлял петли длинного фала. Движения были резкими, по сосредоточенному лицу стекали крупные капли пота.
– Двигаться тебе надо быстрее – вот что.
– Вот это точно! Правильно! Как же я сам раньше не догадался?! Только, видишь ли, в чем дело – скафандр весит под сотню килограммов и малейшее движение тела провоцирует в невесомости его инерцию. – Покончив с фалом, Леонов смотрел на шлюз. Поморщившись, добавил: – Да еще приходится лезть в него ногами вперед. Вот и получается, что ни хрена не видишь, куда двигаешься.
– Тогда перерыв? – предложил Хрунов уставшему напарнику.
Оттолкнувшись от матов, Алексей поднялся на ноги.
– Нет. Давай еще разок…
В ОКБ по-прежнему кипела напряженная работа. Десятки различных специалистов в три смены заканчивали работы по строительству и доводке «Восхода-2».
Готовый шлюз находился неподалеку от основного стапеля; рядом у большого стола с разложенными чертежами стояли Леонов и Хрунов. Перед ними на стуле сидел Королев. Лица у всех были озабоченными.
– Сколько сеансов невесомости отработали в последнем полете? – спокойно спросил Главный.
– Пять, – ответил Хрунов.
– И ни одного успешного возвращения в шлюз?
– Ни одного.
Сергей Павлович пристально посмотрел на Леонова.
– Хотелось бы услышать о причинах из первых уст. Что вам мешает, товарищ майор?
После секундного замешательства Алексей быстро заговорил:
– По нашему мнению, причин несколько. Одна из них – неудобный скафандр. «Беркутом» он только называется, а на самом деле это какой-то… асбестовый гроб. Честное слово! Но у меня есть предложение. Можно?