Время побежденных
Шрифт:
— Он что-то напутал, Сандра… Понимаешь, инопланетянин, новичок, наших обычаев не знает…
— Хватит, Олаф, я не о том… Я хотела спросить — он тебе когда-нибудь рассказывал о своей родной планете?
— Нет… — Я задумался. — Я знаю, что она находится около беты Водолея. Впрочем, он покинул свой дом еще очень молодым, по нашим меркам — подростком и воспитывался на стационарной базе — она расположена у экватора Марса; потом его в спешном порядке подготовили и отправили на Землю. Он практически сразу попал в наш отдел…
— Олаф, заметь, ведь это — одни общие сведения. Они знают о нас гораздо больше, чем мы о них.
— Ну, не стоит так все драматизировать. Ведь без кадаров мы бы так и не научились нейтрализовывать тугов — это они предложили способ обезвреживать зет-соединение. Они помогли наладить работу нашей организации — у землян на это не хватило бы сейчас ни средств, ни сил. Если бы не их вмешательство…
— Один вопрос, Олаф. Почему они это делают? Из каких соображений?
— Помогают слаборазвитому народу. Посылали же мы в девятнадцатом веке миссионеров ко всяким там людоедам…
— Это диктовалось нашей религией. А какая религия у кадаров?
— Понятия не имею. И вообще религия была только предлогом. Скорее тут дело в экономике. В государственной экспансии.
— Ты сам сказал.
Я поднял голову и поглядел на нее. В ее мрачных глазах дрожал огонек свечи.
Сердце у меня заныло от недоброго предчувствия, и, словно вторя моим мыслям, за спиной у меня бесшумно возникла миниатюрная китаянка.
— Вы Олаф Матиссен? — спросила она голосом, мелодичным, как китайский колокольчик. — Вас к телефону.
Я встал, отодвинул стул.
— Прости, — сказал я Сандре, — я сейчас вернусь.
Но, по правде говоря, сам я этому не верил. Раз уж меня ухитрились отыскать в ресторане — дело дрянь. Что-то наверняка стряслось, и плакали все мои виды на сегодняшний вечер. А ведь так все отлично начиналось!
Ресторан этот недаром считался приличным — кабинки для переговоров тут были закрытые, так что клиенты могли утрясать свои дела, не опасаясь чужих ушей. Я взял трубку, ожидая услышать Карса или Антона, но, к удивлению моему, говорил незнакомец.
— Инспектор Матиссен? — спросил возбужденный мужской голос в трубке.
— У телефона.
— Уж не знаю, помните ли вы меня… Это Бьорн Берланд, историк.
— А! Здравствуйте, профессор.
Теперь я его узнал — тот самый малый, который ждал вместе с нами паром. Он еще занимался Смутным временем. Сам не знаю, почему я его запомнил — должно быть, по какому-то инстинкту, велевшему мне запоминать все, что так или иначе встречается на пути.
— Рад, что вы снова в Бергене, профессор. Как продвигается работа?
Казалось, он колеблется. Какое-то время в трубке слышалось лишь его частое дыхание.
— Профессор?
— Ваш напарник сказал мне, что вас скорее всего можно найти здесь. Простите, я наверняка отрываю вас от частных дел. Он сказал,
Вот сволочь!
— Он не ошибся, — уныло ответил я.
— У меня к вам просьба, инспектор. Вы не могли бы приехать ко мне? Срочно.
— Что-то стряслось? — неохотно спросил я. Черт бы его побрал, он что, до утра не мог потерпеть, что ли?
— Да… пожалуй. Я говорил вам, что разбираю архивы. И наткнулся кое на какие любопытные документы. Я подумал, может, вы… понимаете, мне больше не к кому обратиться…
Я вздохнул.
— Дело не терпит?
— Не знаю… мне кажется, за мной следят… Я боюсь, инспектор!
О Господи, свихнулся он, что ли? Беда в том, что мы не можем пренебрегать ничем — любой глупостью, любым ложным сигналом… Таково правило нашего отдела, и пока его еще никто не отменял.
— Хорошо, — сказал я, — я выезжаю. Куда ехать?
— В Музей естественной истории. Там мне выделили кабинет, понимаете ли. На первом этаже, комната пять. Вахтеры уже ушли. Пожалуйста, поторопитесь!
Я знал этот музей — массивное серое здание неподалеку от рухнувшего Технологического центра. Весной там цветут рододендроны, заливая все вокруг розовым и алым светом, а сейчас его караулят лишь темные туи да сосны… Приятное место, да уж больно безлюдное по вечерам. Про парк, расположенный поблизости, ходят дурные слухи — на ночь жители окрестных домов запирают бронированные двери, и на всех окнах там решетки… Я взглянул на часы. Было уже без четверти десять.
— Я буду через пятнадцать минут. Не волнуйтесь. Запритесь и ждите меня. Я назовусь.
— Хорошо… — Он, казалось, колебался. — И еще — приезжайте один.
— Это еще почему?
— Без напарника. Я потом объясню. Не ставьте никого в известность. Просто приезжайте поскорее.
— Я буду через пятнадцать минут. Не волнуйтесь.
Я повесил трубку и вернулся к столику. Китаяночка как раз убрала тарелки из-под закусок и принесла сладкое — яблоки в охлажденном сиропе, кофе и коньяк.
Сандра вопросительно взглянула на меня. Я пожал плечами, присел к столу и торопливо отхлебнул крепкий, дымящийся, черный, точно деготь, кофе.
— Ничего не поделаешь… надо идти.
— Что случилось, Олаф?
— Помнишь того профессора, которого мы тогда встретили на переправе? Берланда?
— Да… — насторожилась она.
— Это он звонил. Похоже, он чем-то напуган. Я так и не понял — чем.
— Может, мне поехать с тобой, Олаф?
Я покачал головой — отчасти потому, что предпочитаю при возможных осложнениях не таскать за собой женщин, особенно привлекательных женщин, отчасти из-за того, что тогда, на переправе, она, как мне показалось, смотрела на профессора с большей симпатией, чем того заслуживает случайный попутчик.