Время побежденных
Шрифт:
Хенрик, не дав ему договорить, судорожно нажал на курок. На какой-то миг я увидел спокойное, без выражения, лицо доктора, потом все пропало. Только столбы пыли, поднятые лопастями вертолета, крутились меж скалами.
Хенрик почти упал на сиденье и резко захлопнул дверцу.
— Ну что, — устало сказал я, — поехали?
И врубил форсаж. Лопасти винта слились в сплошной диск, машина дрогнула и стала медленно подниматься в воздух.
«Нью-Йорк таймс»
от 11
Все попытки связаться с президентом начиная со вчерашнего дня оказались безуспешными. Известно, что, удалившись в свою резиденцию, президент созвал экстренное совещание, после которого намеревался выступить со специальным обращением к народу. Но ожидаемого выступления не последовало. Официальные лица отказываются давать какое-либо объяснение этому факту, но, похоже, эта таинственность вызвана тем, что сами они находятся в полнейшей растерянности. Обстановка полностью дестабилизирована. Попытки связаться с полномочным представителем ООН тоже не дали никакого результата. Аналогичным крахом закончились попытки связаться с Европейским сообществом — со вчерашнего дня отказали все средства межконтинентальной связи. Похоже, нашим гражданам предстоит рассчитывать только на себя. На улицах полно самозваных проповедников, утверждающих, что наступил конец света. Быть может, так оно и есть?
* * *
Гиблые Земли — Ногалес
12 ноября 2128 года
Гиблые Земли проплывали под нами — темное непроглядное покрывало ночи окутывало их. Ни огонька, ни признака человеческого жилья — под кабиной вертолета тянулись километры и километры безмолвной земли. В кабине тоже царил сумрак, который не могли развеять слабые огоньки, горящие на приборной доске.
Я сверился с компасом — мы шли прямо на Ногалес. К утру, если нам удастся прорваться, мы опустимся на посадочную площадку рядом с базой.
Если не считать шума двигателей, первые полтора часа мы летели в полном молчании, словно говорить больше было не о чем. Впереди нас ждала неизвестность — не меньшая, чем та, которую мы оставили за спиной.
Наконец Карс, сидевший рядом со мной, беспокойно пошевелился и сказал:
— Как ты думаешь, они нас пропустят?
Я обернулся к нему:
— Думаю, да. Если бы они хотели нас остановить, они давно бы это сделали. Сам видел, на что они способны!
— Ты все еще думаешь, что они не тронули нас просто потому, что мы не представляем для них опасности?
— Наверняка… что их еще могло удержать?
Он покачал головой:
— Не знаю, Олаф. А зачем они к нам приставили этого? Они, получается, подменили его еще в Тоничи?
Не очень-то мне хотелось разговаривать на эту тему.
— Не думаю… скорее всего Хенрик прав. Он с самого начала был одним из них. Что-то вроде резидента на базе в Ногалесе.
— Ты и теперь так думаешь, Хенрик?
Хенрик, который с начала полета не произнес ни слова, даже не повернул головы.
— Отцепись от меня, — произнес он сквозь зубы.
— Что это с ним? — недоуменно спросил Карс.
— Понятия не имею, — устало ответил я. — Хенрик, ты в порядке?
— Как тут можно быть в порядке?! — огрызнулся тот. — Да и что теперь в порядке? Вы что, так ничего и не поняли?
— Чего не поняли?
— Конец человечеству. Всему конец. Эти уже повсюду.
— Олаф, может, он сердится из-за того, что ему этот доктор сказал?
— А что он сказал?
— Он сказал, что…
— Да умолкните вы ради Бога! — взорвался Хенрик. — Не хочу больше об этом слышать!
— Да, — пробормотал я, — паршивое дело. Хоть бы до Ногалеса добраться в целости, пока все окончательно с ума не сошли.
— Где мы летим, Олаф? — поинтересовался Карс.
— Над лесом. Будем в Ногалесе еще до рассвета.
— Хорошо бы, — вздохнул он, — я что-то немножко устал.
— Расслабься… Это же я веду машину, не ты…
— Не могу я расслабиться. Что-то мне все это не нравится.
— Хоть раз бы ты что-нибудь новенькое выдумал для разнообразия.
— Я серьезно, Олаф. Наверное, мы, кадары, и вправду толстокожие. Но у меня какое-то дурное предчувствие.
— Ладно, — я взглянул на альтиметр. — Отложим на время. Какие бы ни были у тебя предчувствия, сейчас не до них.
Гиблые Земли внизу все тянулись и тянулись, и не было им конца… Я вглядывался в ночь, тщетно пытаясь увидеть хоть один огонек, но вокруг стояла Глухая непроглядная тьма.
— Сколько мы уже летим, Олаф? — беспокойно спросил Карс.
Я взглянул на светящийся циферблат хронометра.
— Четыре часа.
— Должны уже попадаться фермы. Помнишь, Рамирес говорил, что на границе Гиблых Земель еще остались фермерские усадьбы?
— Рамиреса больше нет. Спросить не у кого.
— Ни единого огонька, Олаф. Ни одного.
— Мы, наверное, летим все еще над Гиблыми Землями.
— Может, спустишься пониже?
— Опасно, в такой-то темноте.
Постепенно небо на востоке светлело, хотя поверхность земли все еще была погружена во мрак. Глядя в боковое стекло, я уже мог разглядеть темную стену леса на горизонте. Впереди по курсу, смутно различимые в рассветных сумерках, горбились безлесные холмы.
— Тут что-то не так, Олаф, — сказал Карс.
— Что не так?
— Я же вижу в темноте лучше тебя. Так вот, мы уже миновали лес. Мы только что пролетели над фермерской усадьбой.
— Не заметил… огни-то не горят.
— Вот именно. А фермеры, по-моему, встают с рассветом.
Я сверился по карте, найденной в кабине. Все верно. Мы уже подлетали к Ногалесу.
Вот и база — темные, еле различимые в лиловых сумерках строения, окруженные высоким частоколом. Слева от них располагалась посадочная площадка для вертолетов. На ней и сейчас стояло несколько машин, молчаливо замерших на ровной поверхности, точно глубоководные рыбы на дне океана, погребенные под толщей темной воды. Обычно, насколько я помнил, посадочную площадку по ночам освещали мощные прожекторы. Сейчас они не горели.