Время собирать камни
Шрифт:
— Зашли я смотрю с козырей, — покачал я головой, возвращая ему документ, — в обмен на что?
— Всё, что у вас есть на демократов, и желательно сенаторов и конгрессменов, — без колебаний ответил он.
— А-а-а, хотите устроить им встречный пал, — понял я его идею, которая в принципе могла и сработать.
— Ваш ответ?
— Берите ручку, бумагу, и пусть ваш шофёр покатает нас кругами, — ответил я, закрывая глаза и откидываясь на сидение.
Он беспрекословно сделал всё, что я сказал, и потом я стал диктовать имена, даты, события и всё, что помнил из своих воспоминаний. Это было просто, поскольку,
— Ну, надеюсь вы уже сами там рассортируете кто из них демократ, а кто республиканец, я просто перечислил всех, о ком читал там и тут.
Ричард Хелмс взял в руки листки бумаги, ещё раз пробежался по ним глазами, затем молча протянул мне ранее просмотренный мной документ и ручку. Поставив подпись на обоих копиях, я одну взял себе, вторую отдал ему, и он положил документ к написанным листкам.
— Благодарю за помощь, — склонил он голову, показывая, что мы возвращаемся к моему отелю.
— Доброго дня, — попрощался я и вышел из лимузина, поднимаясь к себе в номер. Документ я не стал показывать жене, сказав, что всё уладил и про нас не будут больше писать гадости, чем её очень обрадовал, а сам решил положить его в нашу совместную банковскую ячейку, чтобы не таскать постоянно с собой, там и так лежали нереализованные мной бриллианты, а ведь нужно было ещё отвезти в Нью-Йорк долю Давида Марковича! Пока с разборками с ЦРУ это делать было слишком опасно.
Все следующие дни я пристально смотрел за прессой, в которой просто начался какой-то ад. Вскрывались факты по демократам, которые я предоставил в руки президента и американский истеблишмент испугавшись начавшихся громких коррупционных дел, стал говорить, что президент Никсон конечно нехорошо поступил, подсматривая и подслушивая за конкурентами, но он хотя бы не воровал такими объёмами, как его противники и в конце концов не так уж он был не прав, если подозревал их во взятках.
В общем эту историю, журналисты и ведущие республиканских каналов перевернули с ног на голову и вот уже воскреснувший из пепла словно феникс президент, которому недавно хотели объявить импичмент, потрясая кулаком с трибуны, обещал разобраться со всеми взяточниками и мошенниками в Конгрессе и Сенате. Правда кроме слов и тех уголовных дел, что уже были заведены в отношении тех, кто видимо не поверил его словам про имеющийся компромат, новых скандалов больше не последовало, и я понял «что парни договорились». Грешки Никсона замяли, поскольку на свет всплыли ещё большие грешки его оппонентов.
Насколько благодарен оказался мне президент, я узнал через месяц после окончания всей шумихи в прессе, перешедшей наконец на внешнеполитические новости. Меня с Кэтлин позвали на ужин к Никсону, а я захватил с собой ещё и Добрынина, который после этого ужина честно мне признался, что я лучший сотрудник консульства за последние десять лет точно. Он и так был вхож в американские элиты, поскольку был человеком с незашоренным взглядом, умеющим договариваться с любым, даже весьма неприятным собеседником, и часто был приглашён туда, куда попасть людям даже из посольской среды было нельзя, но видя, что мы с ним дружны, перед нами обоими открылось ещё больше дверей, как например сегодня, и мы оба были этому только рады.
Глава 35
Словно по взмаху волшебной палочки, грязь на меня и Кэти прекратилась, нас снова стали приглашать на телеканалы, и все сделали вид, будто ничего и не было. Вот только я очередной раз убедился, что в Америке не всё так гладко, как любили нам преподносить либералы по телевидению. Я и раньше то не питал иллюзий на этот счёт, а после случившегося и вовсе перестал испытывать особый пиетет перед системой в США, и это мне ещё повезло, что на дворе 1973 год, а не двухтысячные, где от хвалёной свободы слова в Америке остались одни воспоминания. Только, пожалуй, это позволило мне провернуть то, что я сделал, ведь в более поздние года вряд ли журналистам дали опубликовать данные факты. Хотя у меня были и другие задумки на этот счёт, работа депутатом показала мне различные грани взаимодействия с прессой, и вряд ли здесь она была другой.
Поэтому, как только накал страстей угас, я тут же купил билет в Нью-Йорк на утренний рейс и выйдя из гостиницы через чёрный ход, съездил в банк, забрал камни Давида Марковича, а также непроданные диадемы от Лениного наследства и свою долю за привозку камней Щёлокова, и вылетел в Большое Яблоко.
Ювелирный магазин оказался небольшим, два пожилых еврея очень представительными и добродушными, ведь представляться мне не пришлось, газеты и телевидение они читали и слушали, поэтому процедура передачи камней прошла быстро, и тут же я продал им все свои драгоценности. Получив за всё весьма солидные деньги в виде банковского чека, я попрощался с ними и вернулся обратно в Вашингтон, где съездив в банк, обналичил чек, положив доллары в банковскую ячейку. После чего с чистой совестью отправился обратно в отель, зайдя в него также через чёрный вход, и только Кэти знала куда и зачем я отлучался в этот день.
Три года спустя
Раннее утро осветило своими лучами окна большого кабинета. Горящий свет никто не тушил всю ночь, поэтому двое сидящих за столом человека, пили горячий чай, поскольку только это спасало их от бессонницы.
— Как-то неожиданно всё произошло, — взболтав чаинки в стакане ложкой, Андропов постучал ею по краю стакана и положил на тарелку, на которой стоял стакан в серебряном подстаканнике.
— Да, то что Щёлоков решит застрелиться, никто не мог из нас предугадать, — согласился со своим начальником третий заместитель, — максимум, что ему светило за контрабанду бриллиантов и использование служебного положения в личных целях, с протекцией Брежнева, это перевод на другую должность. Ну ещё может жену посадили на пять лет, сына на десять, но точно это максимум, который мы смогли бы с ним самим сделать.
— Странная смерть, — согласился Председатель КГБ, — хотя сильно усиливает наши позиции.