Время Сомнамбул
Шрифт:
Ночами океан успокаивался, засыпал, и над лагерем воцарялась мёртвая тишина. Только в старых печных трубах с выпавшими кирпичами выл ветер, да изредка слышалось равномерное поскрёбывание - это пришедшие из тундры олени чесали о забор рога. О наглухо замурованном лагере в городе поползли разные слухи.
– Там убивают, - говорили одни.
– А трупы скармливают рыбам.
– Зачем?
– возражали другие, более трезвомыслящие или имевшие недостаток воображения.
– Как зачем? Власть в лагере давно захватили сомнамбулы, которые убивают своих, а для охраны, чем меньше изолированных, тем лучше. Небось, только и ждут, чтобы они перебили друг друга.
– Но охране-то какая выгода?
– Как же вы не понимаете - работы меньше! И потом за живых
Большинство горожан в подобные мифы, конечно, не верило, однако желание выглядеть посвящённым в тайны лагерной жизни заставляло распространять их. А в лагере, казалось, остановилось время. Сквозь пыльные, засиженные мухами окна тускло сочились серые рассветы, а ночами заглядывала пятнисто-багровая, какой она бывает на севере, луна. "Изолированных" обезличили, присвоив каждому номер, определявшийся очерёдностью их прибытия. Охрана сделала это для своего удобства, никто из сомнамбул его, конечно, не помнил. С "изолированными" старательно избегали контактов. Свято соблюдая инструкцию, за которую цеплялись, как за спасательный круг, охранники, разносили передачи, подписанные числами вместо адресов (родственников заставили выучить номера своих близких), только когда на единственной улице рыбацкого посёлка было пустынно. Всё остальное общение происходило через стёкла зарешёченного КПП. На праздник Святой Троицы охрана отправилась в город, и в лагере остались лишь двое полицейских, которые начали пьянствовать уже с утра. В белом, распахнутом куполом парашюта небе кривился оранжевый диск, заливая равнину светом, будто огненной лавой. От слепящего солнца гревшиеся на берегу сомнамбулы жмурились до слёз.
– Тёмные очки!
– Крикнул священник, подойдя к КПП.
– Доставьте нам тёмные очки!
За стеклом заржали. Решив, что его не расслышали, а полицейские смотрят телевизор, священник повторил просьбу.
– Вот ещё, - раздался издевательский голос, - спите лучше, сони, а то собак спустим.
В подтверждение этих слов из помещения для охраны выскочили две огромных овчарки, на впалых боках которых проступали рёбра. Подбежав, они обнюхали сначала священника, потом потрусили к лежавшим на солнцепёке сомнамбулам. Наступив лапами им на грудь, они оглушительно залаяли. Однако это не произвело никакого впечатления. Сомнамбулы не шелохнулись, продолжая лежать, как трупы.
– Эй!
– раздалось из КПП, и вышедший тщедушный охранник, пьяно покачиваясь, дважды свистнул.
Овчарки припустили назад.
– Ты, это, не сердись, - обратился он к священнику, - мы тут со скуки дичаем.
– Да кому ты говоришь, - раздался из-за его спины тот же издевательский голос, - он же ничего не понимает.
Священник резко развернулся, блеснув на солнце нагрудным крестом, с которым не расставался, и, бормоча молитву, зашагал прочь. В своей одинокой лачуге, он снял чёрную рясу, оставшись в подряснике, и не дрогнувшей рукой разрезал её на узкие полоски ржавыми, оставшимися ещё от прежних хозяев, ножницами. На берегу он стал раздавать эти чёрные повязки. Многие сомнамбулы не понимали, что с ними делать, бессмысленно перетаптывались, держа их в руке, свисавших, как змеи. Тогда священник сам повязывал им глаза.
– Будто в прятки играем, - внятно произнёс Первый.
– Кто водит? Сашок Неклясов? Это он. Раз, два, три, четыре, пять - он идёт искать. Кто не спрятался, он не виноват.
– Чур, следующий водит он, - невпопад ответил номер N. со съехавшей набок повязкой, в котором священник узнал мордатого ночного сторожа.
Сомнамбулы разбредались, прячась за валуны. Они снова видели себя детьми. Во сне или наяву? Священник прослезился. А ночью в лагере заскулили собаки. Спущенные с цепи, они бегали по берегу, мучаясь бессонницей, тревожно обнюхивая друг друга. Это были первые симптомы лунатизма, который не пощадил и животных. Наутро священник пошёл к воротам, собираясь постучать в закрытое окно. Но в десяти шагах его окрикнул вышедший из КПП охранник. Тот самый с издевательским голосом.
– Стой, где стоишь!
– спустился он по ступенькам.
– Говори, что надо?
Священник послушно остановился.
– Здесь что, лепрозорий?
– Вроде того, - хохотнул охранник, и, заметив, что священник собирается подойти ближе, отступил на ступеньку.
– Ещё шаг - стреляю!
– Подкрепляя угрозу, он расстегнул кобуру, и, достав пистолет, поводил дулом из стороны в сторону.
– Влеплю пулю, не раздумывая, и это тебе не во сне.
Вдалеке затявкали овчарки. Охранник подозвал их свистом, и они заковыляли к нему с блестевшими, шальными глазами, из которых сочился страх. Они двигались, как в замедленном кино, болезнь уже давала о себе знать, прогрессируя гораздо быстрее, чем у людей. Виляя хвостами, они стали тереться о ноги охранника впалыми боками. Совсем как кошки. Щёлкнув затвором, охранник дважды выстрелил. Он целил в голову, и промахнуться было невозможно. Брызнувшая кровь заляпала ему брюки. Он брезгливо скривился, вытирая её рукавом. Завалившиеся на бок собаки, с наполовину снесённым черепом, ещё хрипели.
– Так что тебе надо?
– словно не замечая их, вернулся к разговору охранник.
– Зачем шёл?
– Хотел сказать, что собаки заболели, но вы, похоже, и сами знаете.
Священник зашагал прочь.
– Мы всё знаем, - раздалось ему вслед.
– Приходится, чтобы не стать такими, как вы.
Священник обернулся. Охранник с вышедшим из КПП тщедушным напарником крючьями оттаскивали за ворота собачьи трупы.
– Не серчай, - подняв голову, виновато сказал напарник.
– Ты бы на нашем месте таким же стал. Разве, нет?
Священник махнул рукой.
А школьный учитель продолжал разглагольствовать в кафе. Это было вполне объяснимо: каждый боролся со страхом по-своему.
– По признанию Юнга многие его пациенты ценили часы сна больше, чем реальность. Во сне им было интереснее, их эмоции проявлялись ярче, сильнее. А тут всё пресно - учитель обвёл руками.
– Так что сомнамбулам в каком-то смысле можно позавидовать.
– А кто такой Юнг?
– раздалось после паузы.
Учитель снял очки. Что возьмёшь: захолустный городишко с одной вечно пустовавшей библиотекой. Но, действительно, при чём здесь Юнг? Он близоруко сощурился:
– Не знаю.
Он ждал смеха, которого, однако, не последовало. Он стоял перед зеркалом в пустом кафе,
– Закрываемся, - грубо одёрнул его хозяин.
– Уходи, не хватало мне ещё сумасшедших.
Несмотря на все принятые меры, болезнь просочилась в город, из которого, возможно, и не уходила. Сразу несколько человек обнаружили у себя её симптомы, в том числе полицейский майор, руководивший операцией по захвату первой партии сомнамбул. Теперь паковавшие чемоданы уже сто раз пожалели, что не прислушались к первому сигналу тревоги и не сбежали на большую землю, как подсказывал им внутренний голос, а поддались инерции и лени. Эпидемия, как вражеская армия, стремительным броском опередила их, отрезав от мира, и они сразу попали в гигантский котёл. Да, мышеловка захлопнулась, и теперь им оставалось кусать локти. Отмечались случаи, когда сомнамбулы, перепутав окна верхних этажей с дверьми, разбивались насмерть. На всякий случай все стали закупоривать окна и, задыхаясь от жары, с ужасом спрашивали себя: "Кто следующий?" А во всём они винили городского главу, расстроившего их планы.
Но - всё по порядку.
После новой вспышки болезни мэр позвонил врачу.
– Вы в курсе очередных случаев лунатизма?
– не здороваясь, прохрипел он. Скрывать болезнь уже не было смысла, по крайней мере, от врача, и он назвал всё своими именами.
– Да, - солгал врач уже, неделю не покидавший квартиры.
– Как ваше самочувствие?
– Мэр произнёс это скороговоркой и, не дожидаясь ответа, категорично продолжил: - В создавшихся условиях вы просто не имеете права устраниться. Понимаете?