Время Сомнамбул
Шрифт:
Глаза у священника блеснули. Учителю сделалось душно.
– Ладно, пройдусь, надо обживаться.
Учитель долго гулял по берегу, петляя меж валунов и глядя под ноги, чтобы не ступить в попадавшиеся на каждом шагу человеческие испражнения. Встречая сомнамбул, бредущих с раскинутыми руками, он инстинктивно отскакивал, уступая дорогу. При этом он отворачивался, стараясь не встретиться с ними глазами, опасаясь, поймать их отсутствовавший, погружённый в себя взгляд. Священника он снова застал углубившегося в молитву.
– Да будет воля твоя, - бормотал он с закрытыми глазами.
– Ты всемогущ и всемилостив...
Учитель хлопнул дверью.
– Э, батюшка, куда вы хватанули, - назидательно сказал он, когда священник вздрогнул.
– Если бог всемилостив, то как допустил эпидемию? И почему не прекратит её? Не может? Тогда какой же он всемогущий?
– Могущество или доброта - выбирайте!
– Сев на пол, учитель стал разуваться, и тут заметил, что всё-таки вляпался в дерьмо. Он поискал глазами тряпку, не найдя, снял грязный ботинок и стал чистить его подошвой другого.
– Злой он, ваш бог, - продолжил он почти равнодушно, - ему же самому лучше было, если бы его не было, да и нам.
Священник поднялся с колен.
– Либо-либо, говорите, - тронул он нагрудный крест.
– В семинарии мы изучали формальную логику. Только где вы её видели? Нет её на свете. Вот мы с вами сидим в лагере с лунатиками - и какая здесь логика, а? А ботинок так не отчистите, у меня кусок ткани от рясы остался - дать?
Учитель кивнул.
От врача в губернском министерстве мало чего добились, на все вопросы он либо качал головой, либо нёс какую-то ахинею.
– Он лгал, лгал, - повторял врач, как и все сомнамбулы говоря о себе в третьем лице.
– Всю жизнь трусил, изворачивался. А зачем? Чтобы прийти к этому?
– К чему?
– трясли его за плечо.
– Уже давно, сразу после университета, - говорил он сквозь сон, и дальше слышалось мерное сопение.
Врача переправили в психиатрическую лечебницу. Но и там повторилась та же картина. Никаких сведений о творившемся в городе получить от него не удалось. Но он сам был красноречивым свидетельством того, что случилось нечто ужасное. Губернатор, которому доложили о больном враче, позвонил мэру - тот не взял трубку. Остальные телефоны в городе были намертво глухи. Срочно сколотили комиссию из врачей и следователей, которым поставили задачу разобраться во всём на месте, а если, как подозревали, в городе бушует эпидемия, выявить возбудитель болезни.
Вернувшись в город, водитель мэра, сбивчиво доложил о случившемся.
– А врач, вроде того, из этих оказался.
– Из каких ещё "этих"? Говори яснее.
Мэр переспросил, уже подозревая худшее.
– Ну, этих, "изолированных", - мял в руках бейсболку водитель.
– Ещё в машине показался, вроде того как, маленько не в себе.
– Что, болен лунатизмом?
Этот прямой вопрос мэр задал, уже не на что не надеясь. Он проклинал свою неосмотрительность. Почему, отправляя врача со столь серьёзным заданием, ограничился телефонным разговором! Он ведь подозревал неладное, но гнал от себя эти мысли. Теперь всё встало на свои места, конечно, врач заболел не простудой, иначе бы выходил на службу. А все его односложные "да", выглядевшие тогда странными, получили очевидное объяснение. Да, ему теперь некого винить, кроме себя. Отпустив водителя, мэр сел за стол, обхватив голову руками. Что предпримет губернатор? Пришлёт своих людей. День-два у них уйдёт на раскачку, пока соберут подходящих. Значит, совсем скоро. К этому времени надо выработать план. В принципе у него крепкая позиция, и при верной расстановке акцентов, он сможет защититься. Но надо успеть подготовиться. И мэр успел. Когда на центральной площади приземлился вертолёт, он встретил его с двумя полицейскими, предлагая сразу проехать в мэрию. На мгновенье он заколебался, не направить ли прибывших в лагерь под видом карантина, но это было бы уже слишком, нет, это точно не сошло бы ему с рук, а в следующий раз прибудут солдаты, с которыми местной полиции не справиться. На допросе в мэрии городской глава отчаянно запирался, и многого от него не добились - да, эпидемия, да, лунатизм неизвестной этиологии, будто этиология обычного лунатизма известна, да заболевших хватает, но все необходимые меры приняты, большего не сделал бы никто, и ситуация в целом под контролем. Почему он не сообщил об этом, как предписывала инструкция? Сначала надеялся справиться своими силами, потом направил в губернский центр доверенное лицо.
– Врача?
– Я не знал, что он болен. Как, впрочем, и он сам. Болезнь, вероятно, проявилась в дороге. Это может засвидетельствовать отвозивший его шофёр.
Пока медики говорили с мэром, пара следователей отправилась на квартиру заболевшего врача. Пустынные улицы производили гнетущее впечатление. Казалось, город вымер, и только из окон, нет-нет, да показывалась чья-нибудь голова с испуганными глазами. Люди выглядели так, будто искали помощи, но как только их окрикивали, окна задёргивали занавеской. Дверь в квартиру врача оставалась открытой, соседи не решились касаться её, быстро сообразив, что хозяин имел дело со множеством сомнамбул. Тщательного обыска не потребовалось, вид квартиры с грязной, неубранной постелью и разбросанной повсюду уже начавшей гнить едой, к которой едва притронулись, а, главное, раскрытая на столе папка с распечатанными листами, оказавшимися дневником врача, сказали им всё. Сразу решено было осмотреть лагерь.
– Я не возражаю, - нехотя согласился мэр, когда ему предъявили ультиматум.
– Но вы сильно рискуете, предупреждаю.
– Мы догадываемся, - одёрнули его.
– Но вы забываете, что это наш долг.
– И мой тоже, - перестроился он на ходу, поднимаясь из-за стола.
– Поэтому я провожу вас.
Полчаса тряслись на машинах по раскисшей дороге, но доехали только до высокого забора.
– Карантин, - вышел вооружённый карабином охранник.
– Дальше нельзя.
– Нас прислал губернатор.
– Плевать, никого не пущу!
С оскалом сушёной сардины, он передёрнул затвор карабина. Губернские инспектора попятились. Снова оскалившись, охранник исчез за забором. Он соблюдал полученные накануне инструкции мэра. Впрочем, врачи, а особенно следователи, не горели желанием проникнуть за ворота.
– Извините за строгости, - сказал мэр, едва скрывая усмешку, - но они распространяются даже на меня. Иначе нельзя, мы боремся с эпидемией всеми возможными способами, сами видите. И вряд ли вы сделали бы это лучше.
Он задел их самолюбие, но они были вынуждены согласиться. А что тут ещё было сделать? Посовещавшись, члены комиссии признали действия мэра, за исключением, излишней секретности, вполне, впрочем, объяснимой, правильными. Как это ни странно, они сочли верным создание обсервационного лагеря, введение карантина, жёсткие меры в отношении беглецов и вероятных инфицированных, подлежащих принудительному обследованию в фильтрационном бараке. Что же касается случаев суицида среди инфицированных и сомнамбул, о чём комиссии незамедлительно сообщили родственники самоубийц, то они вполне вписывались в допустимый процент. Как и общая смертность при эпидемиях. В общем, мэр оправдал своё положение, приняв все неотложные меры, и губернским властям оставалось лишь двигаться в том же направлении. Мэр осторожно предложил им оставить всё, как есть, ограничившись общим руководством и контролем за его действиями. Но это не прошло. Не могли же они оставаться в стороне и сидеть просто так, сложив руки, незамедлительного вмешательства требовал от них закон, долг, гражданская совесть, элементарная человечность, наконец, а, помимо всего, было же ещё и столичное начальство, перед которым необходимо отчитываться. Ситуацию в городе объявили чрезвычайной. И это, как и предвидел мэр, сразу привело к ряду запретов. Во избежание лишних контактов, ограничили передвижение по городу, хотя, жители и сами от страха не показывались из домов. Кроме работавшего у мэра, телефоны во избежание паники, решили оставить выключенными. Ни о каком летнем судоходстве, естественно, не могло идти и речи. Вопрос стоял, эвакуировать ли горожан или наладить их снабжение вертолётами. Остановились на варианте воздушного моста. Переместить такое количесво людей, не говоря уж о том, что дело это чрезвычайно затратное, было просто некуда. К тому же оставался риск, что болезнь, как взломавшая оборону армия, вырвется на оперативные просторы. Чтобы обезопасить большую землю, в том числе и себя, ввели общегородской карантин. Отступив от городской черты на километр, создали буферную зону. По всему её периметру, упирающемуся в океан, в тундре разбили палатки, которые заняли военные. Теперь в изоляцию попали все. И это тоже предвидел мэр. Для усиления лагерной охраны были направлены солдаты.
– К чёрту устав караульной службы, - инструктировал их охранник с наглыми глазами, пристреливший собак.
– Чуть что - вскинул автомат и дал очередь. Вот и весь устав.
– Но они же штатские, - робко заметил один новоприбывший, - это будет убийством.
Охранник пропустил мимо.
– И ближе десяти метров к себе не подпускайте. Даже, если в противогазе.
– Что ж они взглядом заражают?
– серьёзно спросил другой солдат.
Охранник хмыкнул.
– Взглядом - не взглядом, а бережёного бог бережёт.