Время туманов
Шрифт:
— И что, тащила?
— Тащила. Спасла. Все спустила, что в Зоне они набрали, в ходках они не были долго, да и знахарю тому зонному все время лечения по хозяйству вкалывала, чтоб только вылечил… ну, тот дед и так бы помог, конечно, добряк. И перегоревший полутруп, который в Зоне однозначно не жилец был, поправился, оклемался и снова начал в ходки выбираться. И, ребята, хоть стреляйте, но я ни разу не смог помножить этот случай на привычные мне цифры… не деньги, не выгода, не выживание, наконец, так как Зоной трехнутый в Зоне уже не жилец, никогда до этого такие вот сталкеры не поднимались, жизнью их затаптывало.
— Фигня, извини. — Ткаченко отмахнулся. — Не верю. Не может, во-первых, девка мужика по буеракам на горбу переть. Физически не может, у нее организм просто не выдержит. Тем более, по Зоне… вы себе представляете девку посреди аномалий, чтоб она дорогу проложить смогла? Там, где мужики мрут по-страшному, ну, неужели она пройдет. Бред, ребята, сказочки.
— Рассказывайте дальше, Семен, — попросил Лазарев.
— Рассказывать особо нечего… ходили они после этого еще какое-то время, а потом на местную сетку сообщение разошлось, что сгинула парочка в аномалии. Только новость эта сразу непопулярной стала, не очень-то ее и распространяли… не хотелось бродягам ни слушать о том, ни говорить, хотя поминки вроде все же сочинили на нескольких сходках.
— Почему же не говорили? — удивился ученый.
— А… да просто все на самом деле, — вздохнул Шелихов. — Сталкер в массе своей человек очень усталый… нет, не физически, хотя это, конечно, тоже есть. От волчьей своей жизни устает он крепко, от денег, ходок, косых взглядов, патрулей у нейтралки, барыг. Особенно плохо бывает, если хоть чуть души есть у человека… ну, одиночество. Лютое. В Зоне ведь друзей только новичок или наивный заводит, доверять другому человеку там особенно опасно. А тут вон история, отдушина, огонек, чтоб сердце втайне погреть. Сидит бродяга у костерка, слушает, как та парочка по Зоне ходила, что делала, как они друг за друга держались, и нет-нет, да теплая такая мыслишка кольнет в сердце — «а что, мол, есть ведь тут какое-никакое, а счастье. Вдруг и мне вот так же фартанет, как тому придурку, встречу свою сталкершу». Без таких мыслей человеку ну совсем плохо… поэтому и не говорили об их смерти. Не хотелось никому об этом слушать… тошно, знаете ли.
— Ну и конечно, потом их живыми видели… — сказал со скепсисом Ткаченко. — Это уж факт.
— Да, видели… слухи были, конечно. Подхватывались и разносились сразу — мол, вон там парочка появлялась, туда заходила, видели их там-то и там-то. Только вот все разное болтали… не проверить, правда или нет… но что они пропали потом насовсем, это точно.
— Слухи покрутились, пока всем это не надоело, и о них забыли. Просто все.
— Да, капитан, может, и так… но Зона паршивее после их ухода стала. Звероватее.
— Сами вы как думаете, Семен? — поинтересовался ученый. — Может, и впрямь выжили они?
— Да ну, нет, конечно… погибли они, — хмуро буркнул Шелихов. — Сталкер один, Фреон, искал их, долго искал, потом, говорят, с горя спился и тоже пропал. Они, видишь ли, большими друзьями ему были. Вроде как настоящими даже… а то, что он их на самом деле искал, так это факт. Я этого Фреона не раз видел, хмурый такой мужик, взгляд волчий, молчун, особо ни с кем не общался, как и я, в одиночку да особнячком. Единственное, очень был классный сталкер, настоящий. Ну, пока за воротник закладывать не начал…
— Хочешь сказать, парочка и в самом деле была, так, что ли? — задумчиво спросил капитан. — Не выдумали ее?
— Да, точно была. Ну, раз уже при мне Фреон поисками занимался, говорят, чуть ли не в Мертвый Город ходил… да и, по ходу, пацан один из моей покойной ныне бригады как-то в бинокль видел их. Говорил, вдалеке проходили двое, мужик как снег седой, хотя вроде и не старый, и девка тоненькая, оба в классной защите и при стволах. Далеко шли, он и не стал стрелять или подходить. Я, видишь, его в разведку тогда посылал, одну тропу сталкерскую посмотреть, он и сидел тихонько, аккуратный был пацан, при мозгах и не брехливый. В общем, других бродяг там так и не было, потому тропу мы и бросили… а в памяти отложилось. Думал я еще тогда, откуда бы в Зоне девке взяться…
Лазарев вдруг напрягся и посмотрел по сторонам. Пробормотав «Ну, надо же…», он привстал со ступенек и долго глядел в сторону арки.
— Что такое? — Шелихов забрал у капитана бинокль и начал рассматривать машины, ларьки, асфальт и смутно видневшийся сквозь синеватую дымку главный павильон ВВЦ.
— Да… так. Показалось, наверное… словно вспышка какая-то, флэшбэк… я их так называю… да ладно. Бывает. Такое ощущение, что мир как будто вздрогнул слегка.
— Не понял.
— М-м… информационная волна. Круги на воде от брошенного камня… так было, когда нас проверяли на реакцию особого пси-аноба… при подаче на объект электрического разряда голова словно куда-то поднималась, и зрение… ну, словно руки, ноги, глаза на несколько секунд становились как бы вне тела, чужими. Вот сейчас то же самое было.
— Давайте-ка, ребята, двигаться. Иначе досидимся. — Семен, покривившись от боли, поднялся, оперся на костыль. — Вперед.
И, словно услышав, из дверей дальнего павильончика с надписью «Модная одежда на все сезоны» по лестнице скатилось странное создание, похожее на голого пузатого птенца без перьев в складчатой, словно помятой шкурке. Существо хрипло запищало и, переваливаясь на тонких лапках и обрубках щетинистых крыльев, довольно резво поскакало к грузовику. За ним по ступенькам мячиками проскакали еще несколько «птенцов» покрупнее, причем один из них был трехглавым и как-то по-особенному пузатым. В павильонах и ларьках послышалось натужное скрипение, свист и верещание. Розовых, багровых и иссиня-красных комков плоти становилось все больше. «Птенцы» собирались у зловонной лужи грязи, и Семен увидел, что они, собственно, эту самую грязь и пожирают, захлебываясь и судорожно глотая комья.
— Это что за нафиг? — спросил Ткаченко, сдергивая с плеча дробовик и отскакивая сразу на три ступеньки вверх.
— По некоторым признакам, бывшие городские ласточки, голуби и воробьи. — Лазарев начал снимать целый поток подпрыгивающих и кувыркающихся тварей. — С ними встречались наши группы у «Алексеевской», и на Ярославском шоссе, при пересечении с МКАДом есть гигантская колония бывших птиц… не опасны, хотя лучше их сильно не пинать. Тушки очень токсичны и легко лопаются от ударов.
— Не вцепятся? — поинтересовался Шелихов, отпихнув костылем особо любопытного «птенца» размером с хорошего бройлера, и тварь, размахивая длинной костлявой шеей, издала звук неисправного крана.
— Нечем. — Ученый брезгливо отпихнул еще одного бледно-синего, с тонкой просвечивающей на складках кожицей. — Не опасны, хотя, повторюсь, лучше их не разбивать. Брызги летят далеко, вонь сразу же такая, что хоть одежду выбрасывай, да еще и отравиться можно надолго и всерьез. И, кстати, лучше отсюда уходить. «Птенчики» не случайно вылезли вот к этому времени.
— Что ты имеешь в вид…
Семен не договорил. Шум ветра, вылетающего из метро, немного изменился, и вскоре из стеклянных дверей появилось несколько «дубликатов». Губчатые, неповоротливые тела, дергаясь и раскачиваясь, стали разбредаться по площадке, но их тут же густой волной атаковали мутировавшие птицы. Под громкий гвалт и писк багровые шарики быстро распустили на лоскуты ноги одной из копий, и та неловко завалилась, не меняя равнодушного выражения серого проваленного лица. Мягкая, непрочная плоть на глазах растаскивалась голодными уродцами, плюс с ветром из подземки вынесло что-то, похожее на густой жужжащий дым — Семен не сразу понял, что это на самом деле рой мелких насекомых, отдаленно похожих на помесь таракана и навозной мухи. Да и то, когда одно из них село на рукав и начало потирать длинные прямые крылышки.