Время в судьбе: Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси
Шрифт:
В своем «Апокалипсисе…», в первом же выпуске, он поместил небольшой очерк с характерным названием «Рассыпанное царство», в котором очень точно подметил генетическую связь Церкви и Царства. «И вот рушилось все, разом, – писал Розанов о переживавшихся тогда Россией событиях, – царство и Церковь. Попам лишь непонятно, что Церковь разбилась еще ужаснее, чем царство. Царь выше духовенства. Он не ломался, не лгал. Но, видя, что народ и солдатчина так ужасно отреклись от него, так предали (ради гнусной распутинской истории), и тоже – дворянство (Родзянко), как и всегда фальшивое “представительство”, и тоже – и “господа купцы”, – написал просто, что, в сущности, он отрекается от такого подлого народа. И стал (в Царском) колоть лед. Это разумно, прекрасно и полномочно.
«Я человек хотя и маленький, но у меня тоже 32 ребра» («Детский мир»).
«Но Церковь? Этот-то Андрей Уфимский? Да и все. Раньше их было “32 иерея” с желанием “свободной Церкви”, “на канонах поставленной”. Но теперь все 33333… 2…2…2…2 иерея и под-иерея и сверх иерея подскочили под социалиста, под жида и не под жида [36] ; и стали вопиять, глаголать и сочинять, что “Церковь Христова и всегда была, в сущности, социалистической” и что особенно она уж никогда не была монархической, а вот только Петр Великий “принудил нас лгать”» [37] .
36
Пишу без порицания и иронии, а лишь в том оттенении, что для духовенства и в его словооборотах они всегда были в уничижительно-презренном смысле «жидами». Но дело поворачивается к Апокалипсису, с его «песнью Моисея, раба Божия», и об них еще долгие сказы, – как оказывается – более долгие, чем о нашей несчастной Руси. (Ссылка В.В.Розанова – С.Ф.)
37
Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени // Уединенное. М., 1990. С. 393.
Я позволил себе привести эту пространную цитату прежде всего потому, что В.В. Розанов лучше, чем кто-либо другой, сумел почувствовать и передать, что составляло глубинную причину церковного недуга. В политических катаклизмах революционного лихолетья, существенно затронувшего и Церковь, он увидел вековечное стремление клира подладиться под власть, не диссонировать ей, и даже более – по возможности быть с нею «в тон». Разумеется, нарочитый розановский субъективизм не должен скрыть от нас той истины, что далеко не все иереи и (тем более) иерархи искренне приветствовали наступление «эры свободы». Да и дело было не в том.
Церковь была частью Царства, важной, можно сказать, основополагающей, но все-таки частью. Для воспитанного в синодальную эпоху духовенства стояла дилемма: либо поддержать «новый строй», «возрожденное государство», в котором Церковь «по-настоящему» обустроится; либо же ограничиться слезами о потерянном ее величии, без самодержавной власти уже недостижимом. И в первом, и во втором случаях, однако, можно было говорить только о политическом идеализме, утверждающем полную и безоговорочную зависимость Церкви от мира сего.
Февраль поставил перед русским духовенством вопрос о том, как будет существовать Православная Церковь без пристрастной государственной поддержки, но не мог указать пути, по которому она должна пойти в том случае, если государство «вдруг» станет атеистически пристрастно – подобное в бывшей православной Империи представить было трудно.
Как встретил Февраль архиепископ Сергий? Он встретил его членом Синода, председателем постоянного Предсоборного Совещания, образованного еще в 1912 г. Революционные события не прервали его карьеру, не лишили власти и влияния в церковных делах. Более того, Владыка Сергий эту власть только укрепил. Когда прежний (дореволюционный) состав Св. Синода новым Обер-Прокурором Вл. Н. Львовым был распущен (14 апреля 1917 г.), архиепископ Финляндский не стал проявлять солидарности со своими бывшими коллегами по «церковному правительству» (в том числе и с Литовским архиепископом Тихоном (Беллавиным), будущим Патриархом, освобожденным от присутствия в нем) и остался на прежнем месте. Многие восприняли это как нарушение ранее данного слова: архиепископ неоднократно уверял членов Св. Синода, что в случае его (Синода) роспуска он уйдет в отставку со всеми.
Увы, власть отдавать он не умел и не хотел. Это и было единственным объяснением данного поступка Сергия. Считать же вслед за пристрастными «Очерками истории» Русской Православной Церкви, что он полагал лишь послужить церковному созиданию своими знаниями, опытом и энергией в переломный для Церкви момент [38] , значит остановиться перед загадкой: почему же все другие члены Синода по какой-то причине не пожелали для себя «в переломный момент» такой же «службы»?
38
Русская Православная Церковь. 988–1988. Очерки истории 1917–1988 гг. М., 1988. Вып. 2. С. 43.
Итак, он остался и возглавил Св. Синод. Однако это только одна сторона дела. Но есть еще и другая. Архиепископ Сергий являлся горячим сторонником восстановления канонических норм русской церковной жизни. Поэтому-то он сразу же включился в работу, целью которой было вернуть православной конфессии право самоуправления. Сомневаться в искренности побуждений Сергия, человека глубокой веры и знатока канонов, думается, у нас нет оснований. Более того, одно другому (по крайней мере, в то время) не мешало.
Вспоминая историю взаимоотношений Временного правительства и Русской Церкви, последний Обер-Прокурор Св. Синода и первый Министр вероисповеданий этого правительства А. В. Карташев заметил, что распущенный его предшественником орган «был не церковным учреждением. Государственная власть создала его, – отметил он, – она же имела право и упразднить его» [39] . Не вдаваясь в подробности, хотелось бы отметить только одно: старая государственная власть была, однако, по своей природе религиозной, конфессионально пристрастной. Это не столько оправдывало, сколько объясняло ее действия.
39
Карташев А. В. Временное Правительство и Русская Церковь // Из истории христианской Церкви на Родине и за рубежом в XX столетии. М., 1995. С. 17.
Оценивать же роспуск Временным правительством «не церковного» Синода только государственной природой его породившей власти и, в то же время, проведенное новым Обер-Прокурором Вл. Н. Львовым своевольное назначение «для блага Церкви» новых членов «церковного правительства» – значит недостаточно понимать, что революционные власти скорее не исправляли, а использовали старые «симфонические» механизмы церковно-государственных отношений. Можно ли было избежать этого и если можно, то как? Поставленный вопрос, увы, для меня все еще остается открытым… Ясно только, что и в новых условиях, желая возрождения соборности в Церкви, светские власти активно применяли дореволюционные приемы и поэтому прежде всего стремились найти грамотных и понимавших задачи правительства клириков. Понимая данное обстоятельство, можно признать вполне аргументированным решение Вл. Н. Львова оставить архиепископа Сергия в Синоде. Блестящий церковный администратор, Финляндский архиепископ лучше любого другого архиерея ориентировался в политической конъюнктуре того непростого времени и был незаменимым помощником революционной Обер-Прокуратуры в восстановлении с помощью внешней власти соборной жизни.
Парадокс заключался в том, что названное восстановление со временем должно было привести к уменьшению влияния формально-административного начала, имевшего огромный вес в синодальной Церкви, а следовательно, к резкому сокращению власти и возможностей официальных «вершителей судеб» Церкви – архиереев-администраторов, одним из наиболее ярких представителей которых не без основания считался архиепископ Финляндский Сергий.
Новый состав Синода впервые собрался 25 апреля 1917 г. и уже вскоре, без всякого обсуждения, «постановил предоставить всем священнослужителям, которые были лишены священного сана за их политические убеждения, войти в Св. Синод с ходатайством о пересмотре дел и о восстановлении их в священном сане». Тогда же был поднят вопрос «о введении выборного начала при замещении должностей в духовных консисториях и в других епархиальных учреждениях» [40] . Однако самым важным документом, принятым новым составом Св. Синода, было специальное послание «возлюбленным о Христе братиям архипастырям, пастырям и всем верным чадам Святой Церкви», в котором заявлялось о необходимости скорейшего созыва Всероссийского Поместного Собора. Помимо этого, послание говорило и о том, что в церковном управлении должно получить широкое повсеместное распространение выборное начало, что необходимы изменения в духовной школе и церковном суде. «При изменившемся государственном строе, – заявлялось синодалами, – Русская Православная Церковь не может уже оставаться при тех порядках, которые отжили свое время» [41] .
40
Цит. по: Любимов Н., протопресвитер. Дневник о заседаниях вновь сформированного Синода (12 апреля-12 июня 1917 г.)// Российская Церковь в годы революции (1917–1918 гг.). М., 1995. С. 27.
41
Там же. С. 33, 34.