Время волка
Шрифт:
Мари стыдливо опустила голову.
Тереза взяла каждую из девочек за руку и вытащила наружу.
— Я попрошу за ваших мужчин в Сог, — сказал Томас Мари. — Может быть, уже есть хорошая новость.
Мари подняла голову. И беспредельно его удивила.
— Белла любила бурре! — её взгляд был отрешённым и дерзким одновременно, пока она задумчиво смотрела в окно. — Ты встретишься с ней?
— Я очень на это надеюсь, — это было невозможно скрыть, что он чувствовал при этой мысли. Мари, кажется, это поняла, так как девушка поразила его во второй раз, когда подошла к нему, встала на цыпочки
— Поприветствуй её от меня, — прошептала она ему на ухо с такой проникновенностью, что у него по спине пробежал холодок. — Скажите ей, что я думаю о ней каждый день. Передайте ей, что я каждую ночь мечтаю о белой кошке. И...
Внезапно она вздрогнула и испуганно отскочила. Томас невольно двинулся вместе с ней.
— Что?
— Ничего... мне просто показалось, что за нами кто-то наблюдает.
Томас посмотрел в окно, но там никого не было.
— Если бы там был незнакомец, то залаяла бы собака во дворе.
К его удивлению по лицу Мари скользнула улыбка.
— Конечно. Хорошей поездки, Томас. И... спасибо за танец!
Глава 23
ПОЛУНОЧНЫЙ МЕНУЭТ
(прим.ред.: менуэт (фр. menuet, от menu – маленький, незначительный) – старинный народный французский грациозный танец, названный так вследствие своих мелких шажков на низких полупальцах, па меню).
В замке семьи д’Апхер не было ничего похожего на тусклое, разрушенное великолепие родового имения в Ле Бессет. Его стены были более гладкими, из светло-серого камня. Квадратные башни с остроконечными крышами окружали двор. Там был даже сад с кустами, подрезанными в форме шаров. И когда Томас в тот вечер вошёл в банкетный зал, то был раздражён, что не послушал своего отца. Его зелёный шёлковый сюртук был бы здесь гораздо уместнее, чем простой серый наряд, потому что приём был не маленький, как писал ему д’Апхер, а целый пир.
Огромный зал был полон гостей, Томас увидел даже парижские наряды и чувствовал запах дорогих духов. Группа хорошо одетых дам стояла, болтая, у открытого окна. Закат золотил вечерние наряды и платья. Аристократка, которую Томас видел только со спины, была в броском зелёном платье как ель.
Над головами болтающих, взгляд маркиза упал на Томаса. Д’Апхер немедленно бросился к нему и приветствовал так сердечно, что Томас сразу почувствовал себя желанным гостем.
— Как прекрасно, что вы здесь! — маркиз наклонился к нему ближе. — Месье Лафонт хочет сегодня с вами поговорить. Он ещё где-то разъезжает, но скоро должен прибыть сюда. А теперь я должен вам кое-кого представить!
Он дружески положил руку на плечо Томаса и повёл к окну.
— Изабелла?
Грациозным поворотом дама в зелёном повернулась к ним. Шелестела тяжёлая ткань, сверкало серебро. Время остановилось и завертелось. Это было так, как будто бы никогда не было девушки в траурной одежде. На этой женщине было надето праздничное платье с глубоким декольте, Её волосы были напудрены и искусно уложены. Волнистые локоны обрамляли щёки, и изящно прикрывали шрамы. Но вероятно они были ещё и под гримом, который превращал её смуглый цвет лица в фарфоровую кожу, поэтому были едва заметны. Широкое украшение из драгоценного металла в виде переплетённых лилий, тонкое и плотное как кружево, плотно лежало вокруг её шеи. Никто бы не догадался, что под украшением скрывались следы от рваной раны.
— Это Томас Ауврай из Версаля, — сказал граф. — Я уже рассказывал тебе о нём. Месье Ауврай, моя младшая сестра Изабелла.
Всё же он узнал лёгкую насмешливую усмешку и лисьи глаза.
— Очень приятно, — сказала она с приветливой снисходительностью.
Это было так, как будто бы вежливо кланялся другой Томас.
— Это... честь для меня, мадемуазель.
— Мой брат бредит вами, как будто именно вы – де Буффон.
Прохладная усмешка попала в цель, граф д’Апхер казался слегка рассерженным. Томас искал в жестах намёк, мимолетное воспоминание о девушке из Ле Бессет, но лицо графской дочери было так же бесстрастно, как чистый лист бумаги. И хотя Изабелла придерживалась только правил аристократической беседы, этот холод разрывал ему сердце. Перед ним стояла прекрасная, гордая женщина – яркая и недостижимая как звезда.
Неожиданно ему бросилась в глаза то, что другие дамы также пренебрежительно его осматривали: волосы, которые он не скрыл под париком, а только связал на затылке, и его кожу, которая не была аристократически бледной, а после дней, проведённых под открытым небом, загорела как у крестьян.
— Ах, это вы художник естествознания? — спросила одна из спутниц Изабеллы. — На самом деле вы ведь не живёте в деревне?
— Только временно. Для моих... исследований природы.
— Он не только рисует, он подающий надежды учёный, мадам, — поправил д’Апхер женщину. — Во время ужина, конечно, сообщит нам много интересного о своей работе.
— Ну, мы с удовольствием поразимся, — едко заметила Изабелла, и потом снова отвернулась к дамам.
***
Праздник напоминал жуткие вечера у дю Барри: те же самые любезности, те же самые шутки и те же самые сплетни о своих подданных, только изменились цели. Томас говорил об обезьянах и тиграх, аплодировал музыкантам, и страдал от оперной арии дворянской дочери. Изабелла болтала со старым графом де Морангьез, смеялась и флиртовала с несколькими графскими сыновьями. Когда около полуночи начались танцы, она приняла приглашение белокурого юноши. Улыбка, которую Изабелла дарила кавалеру во время кружения, доконала Томаса. Он отвернулся и залпом выпил своё вино.
— Не переусердствуйте, — порицая, сказал Лафонт. Синдик появился среди гостей как дух. Он казался истощённым и очевидно, только что поспешно переоделся для праздника, потому что шёлковый галстук был криво повязан. К его запаху духов ещё примешивался след уличной пыли.
— Месье Лафонт, вы узнали что-нибудь?
— Так кое-что, да. Но мы обсудим это в другом месте. Я отправлю вам после полуночи слугу. Он отведёт вас к вашей комнате и после этого к красному салону. Вы принесли рисунки мёртвых?
— Конечно.
— Прекрасно. А теперь перестаньте играть в винный фонтан, мне нужна ваша ясная голова. У нас есть немного времени, так как я завтра опять должен быть в Ле Бессет при месье Антуане. Ах, и меня это очень радует, что вы так восхищены генеттами.
Его тон внезапно изменился на неприветливый, как будто они раньше обменивались только любезностями. И теперь Томас понял причину этого: менуэт отзвучал, музыканты на новый лад настраивали свои инструменты. И рядом с ним стоял молодой маркиз, под руку с Изабеллой.