Время волков
Шрифт:
– А я не люблю напиваться, - отрезал Александр и отодвинул кубок.
– Майкл, баранину будешь?
– и, не дожидаясь ответа, протянул мальчишке доверху наполненную мясом тарелку.
– Вот, бери, не робей. Гостеприимный хозяин угощает, грех его оскорбить. Он, хозяин, просто диво как радушен. Сапоги стащить не дал - хорошо хоть трапезу разделил. Не побрезговал. А то стояли бы мы с тобой по струнке, как на плацу, и сразу бы ему докладывали, что да как, - Гальс не был на самом деле особенно задет, он нес полную чепуху лишь для того, чтоб проследить реакцию своего визави. Попадет ли удар в цель. И каким звоном отзовется.
– Правду говорят, что у вас не язык, а смазанная ядом стрела, - заметил человек во главе стола.
– Врут, - бросил Гальс, кидая в рот кусочек хлеба.
– Я ядовит не более, чем вы, милорд. А вы не похожи на стрелу, смазанную ядом. Скорее, вы сами - змей. Способный отравить и принести смерть, но, надеюсь, не лишенный при том мудрости. Знающий, кого травить следует, а кого - нет. Стрела же - просто тупое дерево
– Вам бы еще немного подучиться риторике, раз бываете в столице, а то мысль хороша, но не очень отточена. Но в целом ответ не самый плохой, - заметил Дерстейн Тарвел.
– Умный.
– Теперь, когда глаза привыкли к освещению, Александр смог рассмотреть собеседника как следует. Даже сидя в кресле казавшийся невысоким, герцог Стеренхорда был узок в плечах и бледен кожей, потомок великих воинов и сам неплохой боец, предводитель натренированной армии и хозяин угрюмой суровой крепости, он больше всего с виду походил на книжника или монаха. Даже и не верилось сразу, что его родили эти старые камни. Хотя за минувшую тысячу лет они рождали многих, очень многих, а выживали из всех родившихся лишь те, кто умел жить.
Тарвел не был ни молод, ни особенно красив, хотя равно далеко от него отстояли и уродство со старостью. Одет он был в дорогой камзол черного цвета, напоминающий о черном медведе на гербе дома и расшитый красными нитями. Совершенно седые волосы стягивал обруч из черненого серебра.
– Вас прислал господин Картвор?
– осведомился герцог, очевидно собравшись застать Александра неожиданным вопросом врасплох. Ему это практически удалось. Да что там "практически". Удалось и все.
– Как я могу наблюдать, новости нынче распространяются довольно быстро, - заметил Гальс, поглаживая большим пальцем левой руки фамильный перстень на среднем правой. Он очень надеялся, что этот рефлекторный жест не выдал его тревоги.
– Я думал, что сумею опередить новости, но, оказывается, не сумел.
– Проклятье, откуда Дерстейн успел прознать? Кто сообщил ему? Шпионы, гонцы, беженцы - или же Артур Айтверн?
– Из окон Стеренхорда очень далеко видно, - сообщил Дерстейн с такой многозначительностью, будто это что-то объясняло.
– Куда дальше, чем считают многие из зовущихся мудрецами. Люди думают, что я замкнулся в своей цитадели, а я меж тем вижу, как пляшут звезды в небесах и люди на земле. Мне известно, кто и под каким именем захватил Лиртан. И пусть мне неведомы все дома, пошедшие за Картвором… но уж про графа Гальса я наслышан.
– Иными словами, у вас очень хорошие осведомители. А главное, быстро работающие. Поздравляю, герцог. Не теряете хватки. Ну что ж, по всему выходит, своими новостями я вас удивить уже не смогу. Но миссия, с которой я к вам прибыл, ничуть не теряет своей важности. Да, меня послал Гледерик Картвор.
– И он хочет, чтоб я признал его законным монархом и привел свои войска, - прямо сказал Тарвел. Похоже, он вообще не любил уверток и хождения по чужим следам.
– А вам выпало убедить меня, что мне будет выгодно подчиниться. Хорошо. Раз выпало, убеждайте. А то как-то не хочется за вас говорить…
Убийственная откровенность. Просто убийственная. Неудивительно, что Дерстейн всегда держался в стороне от государственных интриг, люди вроде него всегда предпочитают идти напрямик. И, как ни странно, им нельзя отказать в уме. Александр подавил вздох и принялся убеждать. Для начала он рассказал о том, как после долгой череды сложных и изощренных проверок Мартин Лайдерс посвятил его в свою тайну. Поведал о том, что в Иберлен недавно вернулся потомок старой династии, выросший на чужбине, в Карлекии, и решивший возвратить себе достояние предков. Александр сообщил о первой своей встрече с Гледериком, описал того, как решительного и умного человека, получившего блестящее образование, обладающего задатками настоящего лидера, умеющего повести за собой людей и никогда не предающего соратников. Александр особо подчеркнул, что Гледерик желает принести королевству только благо, знает, как поставленных целей добиться, и будет намного лучшим королем, нежели Роберт, оказавшийся просто марионеткой в руках окружения, пусть даже его окружение управляло Иберленом довольно разумно. Гальс отметил, что восшествие на престол Брейсвера - ни в коем случае не бунт, не измена, не преступление против богоугодной власти, а, напротив, возвращение законного правителя. Возвращение на круги своя. И в интересах всего Иберлена как можно скорее признать Гледерика и сплотиться вокруг него, не допустив гражданской войны, ненужного разорения и лишних смертей. Александр прибег ко всем имевшимся у него запасам красноречия, обратился в само обаяние и не жалел ярких красок, какими расписывал начало нового царствования. Он старался говорить красиво, живо, образно, со страстью, но вместе с тем не пренебрегал и рациональными доводами, желая поразить не только сердце слушателя, но и ум. Гальс изощрялся всеми силами, расписывая новые справедливые законы, что скоро будут приняты, уверенную внешнюю политику, наведение внутреннего порядка, непрестанное радение о благе поданных, грядущие мир и согласие. Он вспомнил все словесные ухищрения и ораторские приемы, которым обучался, и пустил в ход все, до одного. В море вываленных Александром метафор, тропов, аллегорий и остроумных сравнений смело можно было тонуть. Под конец граф даже немного охрип и, пересилив свою гордость, отхлебнул вина из прежде столь опрометчиво отодвинутого кубка.
– Мы крайне расчитываем на вас, - сказал он в итоге, вертя кубок в ладонях.
– И вся страна расчитывает.
– А вы мастак разговаривать, - отметил герцог Тарвел после весьма продолжительного молчания.
– И, как я погляжу, отчаянный храбрец, раз уж сунулись сюда без охраны, с одним только мальцом за спиной. Кто другой взял бы с собой сотни три мечей, не меньше, да все едино вздрагивал, находясь в моих стенах. А то и вовсе предложил встречу на ничейной земле. А вы заявились одни, почитай что без всякой защиты. Иной на вашем месте поддался бы страху. И, знаете, что я вам скажу… правильно он бы сделал, что поддался. Очень даже правильно. Потому что, - лорд Дерстейн слегка подался вперед, - зарубите себе на носу, плевать я хотел на посольскую неприкосновенность и прочую дурь. Считай я, что принимаю у себя бунтовщика - болтаться бы вам в тот же час на воротах. Не боитесь оказаться повешенным?
Гальс пожал плечами:
– Не особенно… А вы, герцог? Как у вас со страхом? Не боитесь, что за убийство посла на вас ополчатся все, кто только сможет? Не боитесь, что лишитесь вместе с добрым именем и добрых соседей? Не боитесь, раз поступив как бешеный зверь, оказаться в окружении охотников? Не боитесь, а? И не боитесь ли вы, что мой король возьмет ваш замечательный замок штурмом, снимет мое тело с ворот и похоронит с почестями, а ваш труп развесит там, где прежде болтался я?
– Вам это уже не особенно поможет, - произнесенная Александром тирада не произвела на Тарвела особого впечатления.
– Не поможет, - согласился граф.
– Зато вам - помешает. Так что трижды подумайте, прежде чем впредь бросаться подобными глупостями. Или речь уже не о разговорах идет, а о вполне созревшем плане? Ну тогда учтите - я хоть и без дружины, но вас убить вполне успею, и еще немного ваших холопов порешу.
Тарвел поморщился:
– Да не хорохорьтесь вы так. А то я уже вас почти начал уважать, но немного таких разговорчиков - возьму и перестану. Успокойтесь. Я же не говорил, что считаю вас бунтовщиком. Я говорил, что мог бы считать. А если по правде посудить… Даже и не знаю, что сказать. То, о чем вы тут заливались соловьем - смотрится вполне пристойно. Вполне можно уверовать, что этот ваш Гледерик, будь он хоть и правду из дома Картворов, или даже у сороки из гнезда упал, сам из себя человек толковый. И мог бы прилично нами всеми править. Уж точно не хуже Ретвальда. Не буду врать, Роберт стоял у меня поперек горла. Что это за король такой, у какого в голове ни одной путной мысли нету, одни беспутные? За которого должны думать советники? И стоит советникам смениться - все равно как если бы сменился и король, ибо его вслед за ними из стороны в сторону швыряет? Айтверны, Лайдерсы, Рейсворты, Тресвальды… Иберленом все эти годы правил кто угодно, только не Роберт. А принц Гайвен - весь удался в папашу, да еще и не от мира сего. Еще одна будущая марионетка… Совесть призывает меня поддержать вас. По совести, я и должен быть в ваших рядах, да я бы и был. Но, видите ли, граф, имеется одно усложняющее обстоятельство.
Александр не шелохнулся.
– Совесть совестью, но я вынужден колебаться, не знаю, что предпочесть. Ибо кроме высоких материй, в дело вступила еще и обычная выгода. Я получил очень даже интересное предложение… от другой стороны. Очень интересное. И, как ни странно, апеллирующее не только к выгоде, но и к чести. Любопытный расклад, не правда ли? И, я так думаю, вам тоже будет крайне интересно послушать это предложение. Не то чтобы оно касалось вас, скорее уж наоборот, но должны же вы понимать, в какой оборот я угодил. Герцог Айтверн, прошу, составьте нам компанию.
Реакции Александра еще хватило на то, чтоб стальной хваткой удержать схватившегося за оружие Майкла, когда из-за ширмы в дальнем углу зала показался Артур Айтверн.
Глава десятая.
Артур хорошо помнил свою первую встречу с Тарвелом, как и события, что к ней привели. Очень даже прискорбные события, как считал тогда наследник Айтвернов. Юноше тогда исполнилось пятнадцать лет, и он как раз вступил в возраст, когда охотнее всего делаешь глупости на каждом шагу и причиняешь неудобства всем, кому можно причинить неудобства, нимало о том не жалея. Артур болтался между родовым замком и столицей, наводя шороху то тут, то там. Он еще не успел ни впервые подраться на дуэли, ни сорвать первый девичий поцелуй, но уже тогда мог похвастаться острым языком и вопиющей безалаберностью. Без труда сложив два и два, Раймонд Айтверн рассудил, что дитя у него подросло то еще, и если дитя немедленно не приструнить и не приставить к делам, дальше будет только хуже. Тем более Артур как раз подрос достаточно, чтобы подобно всем прочим отрокам благородного сословия, желающим рыцарского звания, начать искать господина, дабы поступить тому в обучение. Юноша относился к грядущей перспективе загреметь в оруженосцы без особого энтузиазма. Что он, рассуждал в те годы Артур, вообще забыл на воинской службе? Дома все привычно, знакомо, можно весело проводить время, не опасаясь нарваться на неприятности… Зачем срываться неизвестно куда, только затем, чтоб порадовать отца? Зачем таскать плащ и сапоги за каким-нибудь вздорным стариком, исполнять нелепые приказы, ходить перед ним по струнке, жить, где скажут, делать, что скажут, даже рот открывать лишь по команде, и все ради дурацкого титула "сэр", который неизвестно еще, получишь ли? Возмутительно! Нелепо!