Время волков
Шрифт:
Гледерик замолчал, ожидая ответа. Узурпатор выглядел совсем как театральный актер, с блеском отыгравший сложную роль и теперь ожидающий оваций. И все же… Айтверн мог допустить, что последний из Картворов не врет. Артур подумал - как бы повел себя он сам, если бы враги захватили Малерионский замок и присвоили себе? Попытался бы отобрать, конечно. Малерионом может владеть лишь он сам, его законный хозяин, и никто больше. Артур сделал бы все, чтоб вернуть родовые владения. Он бы лгал, предавал и убивал ради этого, возникни нужда, и ничуть бы не тяготился совершаемыми злодеяниями. И, раз оно так, имеет ли он право осуждать Гледерика? Осуждать, вероятно, не может, а вот убить - вполне…
Странное дело, но в воздухе будто слегка похолодало. То ли солнце стало меньше припекать, во что верилось с трудом, то
Картвор никак не пытался поторопить Артура - он был терпелив, этот король, считающий себя законным.
– Орсон Фаулз, - сказал Айтверн.
– Прошу прощения?
– Гледерик Картвор впервые выказал нечто, смахивающее на удивление.
– Орсон Фаулз, - повторил герцог.
– Приближенный моего отца. Капитан его гвардии. Здоровенный такой мужик с русой бородой и шрамом на виске, над правой бровью. Сэр Фаулз находился в Лиртанском замке, когда вы пошли на приступ. Что с ним сталось?
– Боюсь, я не знаю, - Картвор нацепил на лицо легкое сожаление. Месяц назад, наверно, Артур поверил бы, что узурпатор и впрямь испытывает некую досаду - но за последний месяц утекло слишком много воды.
– В бою погибло много воинов и с вашей стороны, и с моей… Я не знаю всех по именам.
– Вы видели капитана Фаулза. Он сопровождал отца и меня на той памятной ночной встрече.
– Ах, вот вы о ком… Теперь понял. Но нет, мне неведома судьба сего достойного офицера. Должно быть, погиб при штурме.
– Хорошо, - бесстрастно сказал Артур.
– А как насчет сержанта Кремсона? Сержанта Хиггинса? Сержанта Торберса?
– Если это все люди твоего отца…
– Это люди моего отца, пребывавшие в столице на момент переворота, - подтвердил Айтверн все таким же лишенным эмоций голосом.
– Вам известна их судьба?
– Боюсь тебя огорчить, но нет. Мне очень…
– Жаль? Разумеется, - Артур кивнул. Вуаль равнодушия вдруг разбилась, разлетелась на осколки, и Айтверна захлестнуло пьянящее веселье.
– Ладно, пойдем дальше, - сказал он.
– Что вы можете сказать о лейтенанте Эдвардсе? Служил в королевской гвардии. Сэр Малькольм Эдвардс. Лет сорока, седой как лунь, потерял левую руку при Брайтер-Хардс. Как у него сейчас дела? Жив, надеюсь? Что, не в курсе? Какая досада. А Фрэнки Байерс? Главный королевский конюший. Лошадкам у него живется, как в раю, у Бога за пазухой. А Мэри Пэлтон, встречали вы Мэри Пэлтон? Веселая девчонка, служит в вашем, как вы утверждаете, замке горничной. Веснушки на обе щеки, серые глаза и улыбка, такая белозубая, что ею можно по ночам освещать город. Опять качаете головой? Отвратительный из вас король, Гледерик. И еще смеете на что-то претендовать?
Артур любил позлить врагов, не говоря им ни капли лжи и не оскорбляя - просто бросал правду в лицо, а потом любовался, как они запляшут от услышанной правды, подобно чертям на сковороде. И выкажи Гледерик на сей раз хоть тень злости, раздражения и растерянности - это бы доставило Айтверну мало с чем на свете сравнимое наслаждение. Чужая ненависть иной раз дороже золота, слаще вина и женских объятий. Но Картвор всего лишь легкомысленно улыбнулся, в который уже раз за их беседу:
– Может, и не смею. Но ведь претендую же, правда? И что мне может помешать претендовать в дальнейшем? Читаемые тобой морали? Умоляю, не надо. Проигравшие любят читать морали, это их любимое занятие. По некоторому странному недомыслию, по вине непонятного умственного изъяна, некоторые люди уверены, что победа обязана сама падать им в руки. Просто потому, что они добрые и хорошие. Так вот, юный мой герцог - так не бывает. Не рассчитывайте. Победу приносят не постная рожа и набожность пополам с дуростью, а ум, воля и решительность. И еще немного удачи, но закладываться на эту даму я не советую никому. Я не добр. И определенно нехорош. И удача на моей стороне, хотя плевать я на нее хотел. А вот покойный Роберт Ретвальд, вроде, был исключительно душевным и достойным господином. А твой отец мог сойти за образец подлинной рыцарственности. И что, помогло им это? Не особенно. А я на коне, и падать из седла не намерен, я держусь в седле получше, чем мои враги, у моего жеребца хорошие подковы на копытах, и эти копыта переломают кости всем, кто посмеет выступить против меня. И что, ты еще смеешь рассуждать, кто тут прав, кто не прав? Шикарно, не спорю, но довольно-таки глупо. Не тебе судить, какой из меня король.
– Нет, сударь, вы ошибаетесь, - перебил его Айтверн.
– Мне и никому другому! Потому что кто, если не я? Ваши доводы, Гледерик Картвор, выслушаны, измерены и взвешены. И признаны никчемными. Между нами не будет мира, и я не собираюсь признавать ваши, с позволения сказать, притязания. Вы складно изложили свои взгляды, не могу поспорить - взгляды на мораль, честь и прочие вещи, которые я полагаю незыблемыми. Вы очень красиво доказываете, что ни чести, ни верности на самом деле не существует, а те, кто думает иначе - дураки и неудачники. Вы красноречивы. Вот только… Ложь и мерзость не перестанут быть ложью и мерзостью оттого, что их закатали в красивые фразы. Я не буду с вами спорить, равно как и не буду соглашаться. Я скажу проще. Извольте катиться к черту, сударь.
Гледерик запрокинул голову и расхохотался, хлопая себя руками по коленям:
– Изумительно! Меня много раз пытались заклеймить и проклясть за мой омерзительный цинизм, но с таким пафосом - еще никогда. У тебя, мальчик, хорошо получается. Не знаю, какой из тебя герцог, но менестрель выйдет - в самый раз. Когда я разобью твоих клоунов, то могу даже сохранить тебе жизнь. И сделать придворным бардом. Будешь развлекать меня старинными легендами про всяческую доблесть. Змеиное отродье… Ты, вроде бы, хотел войны? Ты ее получишь, щенок, ты еще нагавкаешься, пока я не одену на тебя шутовской колпак.
– Нет, - вдруг раздался очень спокойный, отрешенный голос Гайвена Ретвальда.
– Никакой войны не будет.
От неожиданности Артур вцепился в поводья. Он обернулся, посмотрел на принца, так внезапно нарушившего свое молчание. Гайвен уверенно сидел в седле, выпрямив спину и разведя плечи, глядя узурпатору прямо в глаза. Айтверн заметил единственную каплю пота, проступившую у принца на лбу.
– Никакой войны не будет, - повторил Ретвальд. Его голос зазвенел, готовый в любую секунду порваться. Губы и то сделались мертвенно белыми.
– Господин Картвор… сударь… я не намерен скрываться от судьбы. И не хочу, чтобы из-за меня гибли невинные. И не хочу, чтоб невинные гибли из-за вас. Вы говорите… вы говорите… - голос Гайвена наконец дрогнул, но мгновением спустя принц овладел собой, - вы говорите, будто этот трон - ваш. Может быть, не знаю, кто тут уже разберется. Наш спор зашел слишком далеко, пора уже как-то его кончать. И потому я вызываю вас на дуэль - пусть наш спор решат клинки. Победитель взойдет на иберленский престол.
– Гайвен! Ты с ума сошел!
– Айтверн заговорил прежде, чем до конца понял, о чем заявляет принц. Следовало предположить, что тому втемяшится в голову какая-нибудь глупость… проклятье, как же не вовремя! И что стоило Ретвальду промолчать, не вытаскивать из-под сукна свои фанаберии!
Гайвен даже не обернулся в сторону повелителя Запада. Сын короля Роберта довольно ловко соскочил с коня, потрепав того по холке, растегнул стягивающую воротник серебрянную заколку, позволил черному плащу грудой тряпья упасть на землю. Медленно, очень медленно стянул перчатки, смял их и сунул в карманы брюк. Ну да, конечно, Ретвальд всегда жаловался, что в перчатках пальцы у него как неживые - ни бокал в руки не возьмешь, ни перо… ни эфес. У Гайвена были тонкие длинные пальцы, даже на вид казавшиеся очень слабыми и не способными совладать с оружием.