Время возмездия
Шрифт:
– Рокотоф! – он заглянул в раздевалку, где находилась советская команда. – Битте! Пожалюста!
Миклашевский и Рокотов, закутанный в мохнатый халат, направились по коридору в гудящий зал. Навстречу спешил Виктор Иванович.
– Я за вами… Виликтон молодец! Во втором раунде ввиду явного, – рассказывал он. – Не захотел уходить, остался там, чтобы посмотреть итальянца… Завтра ему с ним работать.
Огромный полутемный зал, словно кратер вулкана, полыхнул горячим, разогретым дыханием толпы, прокуренным спертым воздухом. Вокруг яркого пучка света, падавшего на ринг, плавал сизый табачный дым. В горле першило.
Норвежец был уже на ринге. Высокий костистый блондин с длинными руками. Белая майка и белые трусы с синим поясом подчеркивали белизну кожи. Норвежец то и дело поднимал костистые плечи до самых ушей и правой рукой растирал хрящ носа.
Миклашевский положил ладонь на плечо Рокотова, давая тому понять, что он рядом. От первого боя зависит многое. Все-таки чемпионат есть чемпионат! В свое время Игорь Леонидович и не мечтал выступать на таком ринге. А тот, организованный фашистами, был просто фарсом. И бой с Хельмутом Грубером, который не проиграл… Что ж, тогда победили судьи. Миклашевский был один. Один против всех. А сейчас совсем иная обстановка. Рокотов не один. Друзья и товарищи рядом. Но бокс имеет свои законы. На ринге наследникам не легче, чем было ему. Бой был, есть и будет боем…
– Только не торопись, – Миклашевский подвинул к ногам Игоря широкую плоскую коробку с канифолью. Чаще работай правой!
Судья на ринге – седой бельгиец с обветренным, испещренным морщинами, мужественным лицом, в прошлом известный боксер, боец армии Сопротивления, за руку поздоровался с Виктором Ивановичем и, узнав, похлопал по плечу Миклашевского:
– Салют, товарищ!
Глухо прозвучал электрический гонг, на больших часах зажглась цифра один – первый раунд, и запрыгали, сменяя друг друга, секунды.
– Чаще правой, – Игорь Леонидович легонько подтолкнул Рокотова ладонью.
Норвежец после рукопожатия стал в правостороннюю стойку. Работать с левшой всегда неудобно, тем более если он выше и руки у него длиннее. Черные перчатки, поднятые на уровень глаз, готовы нанести штыковой удар с дальней дистанции.
Валерий, приняв боевую позицию, слегка приподнялся на носочки и стал, подыскивая дистанцию для атаки, плести кружево финтов, обманных движений. От цепкого взгляда судей не ускользнуло ни его спокойное, уверенное выражение лица, ни быстрые движения в плечах, имитирующие начало ударов. Внимание всех было приковано к его перчаткам, готовым любой финт закончить хлестким ударом, готовым вот-вот обрушить лавину атаки.
Но мало кто, за исключением специалистов, видел точную и легкую работу его ног. Со стороны все было просто и обычно. Но именно ноги несли на себе основную нагрузку. «По работе ног, – говорят тренеры, – определяется и класс мастерства».
Рокотов не отвечает на удары, не принимает вызова. Он, уклоняясь или защищаясь подставкой плеча, медленно и настойчиво ищет нужную ему дистанцию, выбирает момент. Он теснит норвежца к канатам, а тот меняет позиции, уходит, кружит по рингу. Но Валерий, как тень, все время рядом. И расстояние между ними постепенно сокращается. Выставив вперед левую ногу, Рокотов быстро и осторожно, словно он ступает по льду, скользит вперед. Весь его облик – обманные движения туловищем, порывистые короткие взмахи рук, – говорят об атаке. Атака готовится, в ожидании ее зрители замерли на своих местах. И сам Рокотов, не скрывая своего намерения, весь устремлен вперед.
Норвежец старается предотвратить атаку русского, опередить его. Но всплески его торопливых ударов, большинство из которых глохнет в воздухе, не меняют положения. Нервное напряжение растет, моряк чутко реагирует на каждый финт, на каждое движение Рокотова, быстро меняет позиции, принимает одну защиту, другую… Он готов встречными ударами отбить атаку, но ее почему-то все нет и нет… Тогда он, не выдержав нервного напряжения, втягивает голову в плечи, сжимается, на какую-то долю секунды застывает на месте. Норвежец стоит на полных ступнях, словно придавлен тяжелым грузом нервозности. Это уже цель. Неподвижная цель.
Рокотов, продолжая финтовать, чуть выдвинул вперед левую ногу, которая сократила расстояние между ними, и тут же, словно вспышка молнии, последовал залп ударов. Все произошло так быстро, что рефери просмотрел основной удар. Судья только видел, как у норвежца подкосились ноги, и, подняв руку, зычным басом подал команду:
– Стоп! – и начал отсчитывать секунды. – Раз… Два…
Норвежец, опершись на канаты, хмуро смотрел перед собой. Он злился на себя: как мог прозевать атаку? И после счета «восемь» стал в боевую позицию.
– Бокс!..
И снова, уже в конце раунда, норвежец просмотрел, как нога русского двинулась вперед, сокращая расстояние, и не только просмотрел, а сам, не подозревая опасности, качнулся навстречу. Рокотов, как бы защищаясь, сделал полшага в сторону и вперед и без замаха, из того положения, в каком находились в тот момент руки, провел стремительную атаку. Удар в голову и в корпус. Молниеносно и четко.
Норвежца и на этот раз спасли канаты. Он устоял.
– Раз, – судья вторично открыл счет, – два, три…
Тренер норвежца, понимая бессмысленность дальнейшего боя, грустно поджал губы и выкинул на ринг мохнатое полотенце – знак отказа от продолжения поединка.
Глава двенадцатая
Многодневный боксерский турнир, который журналисты вполне справедливо назвали «марафонским», подходил к концу, к своему кульминационному дню – финальным поединкам. Напряжение росло прямо пропорционально уменьшению количества участников. Правила жестки – проигравший выбывает. Оставались лишь самые лучшие. У Миклашевского не было и свободной минутки, он не отходил от Рокотова, анализировал бои, совместно составляли план на будущие поединки. Миклашевский все свои дела отложил на «потом», на «после турнира». А с Берлином у него были свои отношения. Он узнавал и не узнавал его. Город словно стал просторнее, светлее, приветливее. Где-то здесь жили, если остались живы, друзья-немцы, помогавшие ему. Когда же он с ними встретится?
Закончились предварительные бои. За белые канаты ринга, сквозь частокол боксерских перчаток и дробь ударов, пробились в полуфинал, выдержав экзамен зрелости и мастерства, лишь сорок боксеров. Им и предстояло разделить между собой медали – золотые, серебряные, бронзовые.
Четыре раза поднимался Рокотов на ринг, и четыре раза судья вскидывал его руку. Если в первый день турнира спортивные журналисты не баловали советского чемпиона, дебютанта чемпионата, своим вниманием, то в последующие дни Рокотов завоевал их сердца. Завоевал не столько убедительными победами, сколько рыцарским благородством, уважением к сопернику. Рокотов не подавлял своих противников на ринге своей силой и мощью ударов, а красиво и эффектно обыгрывал их, демонстрируя филигранную технику и точность многосерийных комбинаций, тонкое чувство дистанции.