Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
Кейси невозмутимо продолжила ковырять вилкой вчерашнюю котлету.
— Да-да. Они не люди. Можешь на них не смотреть.
— Они некрасивы даже с чисто эстетической точки зрения, — глубокомысленно выдала Ингегерд, тоже с опаской приступая к разделыванию котлеты. — Ну что это за девка с носом-картошкой?
— Это цветочница с площади Согласия. И на отсутствие мужского внимания она не жалуется, вроде бы.
— Не могу себе представить, откуда в тебе эти плебейские замашки.
— Зато твои происхождение и вкус безукоризненны. Ешь, — фыркнула Кейси, с трудом сдерживая смех.
— Знаешь, я тоже не в восторге от того, как сложилась моя жизнь, — резко произнесла Ингегерд, отшвыривая вилку. — Но уж уважение родной дочери я, кажется, могла бы заслужить, не так ли?
— Не так, — Кейси с преувеличенным интересом ковыряла котлету.
— Ты жила в столице, училась в самой престижной гимназии, на чьи, как ты думаешь, деньги?
— На папины? — невинно предположила Кейси. Если уж смотреть правде в глаза, училась она на деньги тети. Но тетя, бывшая каллладкой только в третьем поколении и имевшая типично рэдские румяные щеки, никоим образом не могла рассматриваться матушкой как человек.
— Я вывела его в люди. Если бы не я, он так и сидел бы младшим клерком во второсортной конторе…
— Если бы он при этом был жив, меня бы устроил такой расклад, — жестко сказала Кейси, поднимая глаза.
— Ты б тогда на улице цветочки продавала! В лучшем случае — цветочки.
— А ты была бы кесаревной. Да-да. Как ты сдала теорию вероятностных манипуляций с таким… с таким прямолинейным воображением?
Ингегерд тяжело вздохнула. В ярком газовом свете она казалась гораздо старше, чем на полутемной улице. Возможно, она действительно устала и действительно не испытывала восторга от того, как сложилась ее жизнь. Хотя Кейси, читавшей газеты и знавшей, кому прочат пост Наместницы Архипелага, с трудом в это верилось.
— Наверное, мне следовало настоять на том, чтобы ты осталась на Дэм-Вельде со мной, а не ехала доучиваться в столицу. Возможно, тогда мне удалось бы вырастить из тебя…
— Истинную нордэну? А разве наследственность моего батюшки и его тетушек-мещанок не безнадежно испортила породу?
— … человека, — пропустив мимо ушей шпильку, докончила Ингегерд. — Хотя уважение к святыням и не помешало бы.
— О, ну столичная молодежь единогласно решила, что святыни пора отправить на свалку истории, еще лет десять назад.
— Перестань паясничать, — Ингегерд заговорила негромко, спокойно и проникновенно. Лет пятнадцать назад она примерно таким же тоном пыталась донести до Кейси мысль, что есть сладкое — вредно, а котят на улице нельзя гладить, поскольку у них могут быть блохи. — Оглянись вокруг. Мы вымираем. Ты могла бы родить и воспитать детей, чтобы хоть что-то сделать для своего народа, а ты сидишь здесь, окруженная фотографиями предателей и просто глупцов, и иронизируешь над ситуацией.
— Вероятно. Я могла бы сидеть там, окруженная богоравными и умными, и плакать над ситуацией. Это было бы значительно лучше, разумеется, — усмехнулась Кейси. Ее так и тянуло спросить, является ли благо народа единственным поводом выходить замуж и рожать детей или у матери имелись какие-то альтернативные соображения, но она сдержалась.
— Да, это было бы значительно лучше, — холодно подтвердила Ингегерд, иронию то ли не уловившая, то ли проигнорировавшая. — В любом случае, завтра я уйду из твоего дома, послезавтра — уеду из этого бардака под названием Каллад, и мы с тобой никогда больше не увидимся. Поэтому, пока я еще здесь, я расскажу тебе пару сказок о святой Рагнгерд, святой Дэмонре и заодно твоем святом папочке…
Слушать такое на трезвую голову возможным не представлялось. Кейси принесла из кухни вино и два бокала, водрузила их на стол и стала возиться с пробкой. Штопор перешел ей по наследству от тетушки, но, судя по состоянию, видел еще зарю калладской государственности.
— Я очень внимательно слушаю. Самое время для сказок.
— Время для сказок вышло десять лет назад, — почти мечтательно заметила Ингегерд. — У нас имелся шанс написать замечательную сказку тогда, но вот тут мать твоей подружки предала свою землю, свой народ и вообще все, что можно было предать.
— И ты ее убила.
— И мы ее убили. Так того хотели боги.
Кейси собиралась уточнить, кто именно прячется за почти монаршим «мы», решающим, кому жить и кому умирать, но такое простое и будничное упоминание воли богов нордэну доконало:
— Они тебе это сами сказали?
— Представь себе — да. Колокола звонили. Тебе, наверное, трудно в это поверить, но десять лет назад они еще звонили. Собственно, тогда они и звонили мне в последний раз, больше я их не слышала.
— И не услышишь, — заверила Кейси, разливая вино по бокалам. Религия нордэнов совершенно недвусмысленно говорила о том, что убивать можно только врагов и только на войне. В мирное время положить шесть десятков человек, большая часть из которых была гражданскими и в жизни не держала в руках оружия, считалось не самым хорошим поступком, если верить «Времени Вьюги». От него отчетливо веяло ледяным адом.
— Не смей так говорить. Рагнгерд — всего только опасная и неадекватная баба, которая плохо осознавала свой долг перед Дэм-Вельдой. Дочь в этом плане от нее недалеко ушла, к слову. И все же она была умнее дочки. Пока даггермар окончательно не размыл ее представление о ценностях и последствиях, мы могли ее терпеть. И терпели почти десять лет, хотя одно то, что она встала на сторону предательницы Рагнеды, являлось достаточным поводом от нее избавиться.
— У наших недоразвитых соседей на этот счет даже байка есть. Про кота, который шлялся под насестом, глядя на кур. К несчастью, навес располагался слишком высоко, чтобы допрыгнуть и схватить одну. В итоге кот гордо ушел, мотивировав это тем, что куры невкусные и их косточки вредны для здоровья… Вина?
Ингегерд взяла бокал, повертела его в руках и залпом опрокинула. Потом несколько хриплым голосом сказала:
— Если бы мы не убили Рагнгерд тогда, началась бы война.
Будь Кейси пятнадцать, она, может, и поверила бы, но теперь нордэна весьма критически относилась к роли отдельной личности в истории.
— Ерунда. Война из-за одного человека начаться не может.
— Правда? Война не может начаться из-за слов одной накачанной «чернилами» дуры, которой спьяну пригрезилось, что Архипелаг сознательно втравливает Каллад в конфликт с Рэдой? Со слов пьяной, несдержанной дуры, которая, тем не менее, могла сдать кесарю половину наших тайн? У нее были химические и оружейные заводы. Стоило ей только начать шифровать документацию менее аккуратно и… и — о нелепая случайность! — у нордэн больше нет секретов от калладской верхушки. Эйвон Сайрус предлагал ей огромные деньги. Рано или поздно, она бы согласилась.