Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
— Госпожа полковник, я попрошу вас следить за выражениями и…
— Госпожа майор, я в последний раз вас добром прошу пойти в лазарет и сказать, что вы больны.
— Вы не имеете права…
Ингрейна, не считаясь со всеми своими правами или их отсутствием, выхватила пистолет и с почти ювелирной точностью прострелила Зондэр носок сапога. Она ожидала, что последует буря, но после выстрела отчего-то висела гробовая тишина.
Зондэр побелела как полотно и осела на руки Маэрлинга, так и не закричав.
— Маэрлинг, да выведите же вы ее вон и сдайте в лазарет! — прорычала Ингрейна, чувствуя почти непреодолимое желание все же пристрелить синеокую музу на всякий случай. И еще где-то на границе сознания у нее мелькала мысль, что ее саму сейчас убьет либо Маэрлинг, либо уж Магда — и последняя наверняка. Но ни Магда, ни Маэрлинг никаких агрессивных действий не предпринимали. Виконт без слов поволок свое бесчувственное сокровище из комнаты, а Магда глубокомысленно рассматривала костяшки.
— Мы теряем время. Скажите всем, полная боевая готовность. Выступаем через полчаса. Все, кто к этому моменту не будет стоять на плацу, потом будут расстреляны за дезертирство.
Дверь за выходящим Маэрлингом захлопнулась. Магда отвлеклась от разглядывания собственных рук и хмуро посмотрела на Ингрейну, видимо, в ожидании каких-то слов.
— Я хотела ее пристрелить, — честно сказала Ингрейна, убирая пистолет. — Маэрлинга пожалела.
— Конкретно сейчас — я тоже, — совсем уж мрачно буркнула Магда. Ингрейна не поняла, относилось это к первой части ее признания или ко второй.
— Тебе понятно, почему мы должны туда пойти?
Магда приподняла брови.
— Если ты решила поговорить со мной по-людски, значит, все очень плохо.
— Все очень плохо. Не подумай, у меня в душе розы не зацвели и я тебя как безмозглым солдафоном считала, так и считаю, но лучше ты, чем библиотекарша в погонах, орущая что-то про наши права.
Магда поморщилась. Она, пожалуй, одна из всех, кого видела Ингрейна, не выглядела потрясенной или растерянной. Карие глаза смотрели так же прямо и спокойно, как обычно, и даже розовые щеки не стали бледнее.
— Если мы выживем, я разобью тебе морду за эти слова. И башку откручу за этот выстрел. Но в целом, да, Зондэр туда пускать нельзя.
— Из лазарета даже она в случае моей смерти не напортачит. Оставляю командование тебе. Я понимаю, что у тебя крайне плохо с математикой, но нас там будет восемь сотен, а идиотов с поварешками — минимум восемь тысяч.
— Идти туда и стрелять — бесполезно, — пожала плечами Магда. — Ты собрались вести восемь сотен людей на верную смерть, если думаешь там стрелять.
— Кто-то уже ведет восемь тысяч на верную смерть. И я как раз думаю сделать все, чтобы стрелять нам не пришлось. Донеси до личного состава, что сама убьешь любого, кто попробует пальнуть без приказа. А приказа такого я не отдам, и ты не отдавай. Если мост будет поднят, до дворца толпа не доберется. Если мост поднят не будет — пускай лейб-гвардия стреляет, мы посмотрим и поддержим при необходимости.
Магда смерила Ингрейну каким-то странным взглядом.
— Если ты сейчас пойдешь в лазарет, я пойму. Маэрлинг прав, тебя там разорвут просто за твой вид.
— Ты же не ждешь, что я сейчас вымажу лицо сажей, сдеру погоны и повешу на шею фиолетовый бантик для пущей близости к народу? Подыхать — так в приличном виде.
Майор степенно кивнула.
— Мне знакомый маг подогнал отличный даггермар. Живы будем — выпьем на брудершафт.
Ингрейна несколько секунд оторопело смотрела на Магду, а потом с облегчением кивнула:
— Будем живы — обязательно напьемся. Ты уж прости меня, Карвэн, если я тебя когда обидела, — тихо добавила она. Наверное, не столько из-за какой-то вины, которую ощущала, сколько в благодарность за то, что хоть кто-то в этом аду еще вел себя как человек. — Понимаю, извиняться перед боем — дурная примета и вообще последняя пошлость, но лучше теперь, чем никогда.
— Я же дура, ты сама сказала. Дуракам на дураков обижаться не дело.
— Что поделать. Все умные уже разбежались.
— Наше небо любит нас, — уверенно сообщила Магда, вылетая за порог.
«Сейчас проверим», — без особенного волнения подумала Ингрейна, заряжая в пистолет недостающую пулю. Главная аксиома нордэнов была как никогда близка к доказательству.
«Боги мои, какая осень», — мир вокруг кружился и шумел, но по дороге к дворцу Ингрейна думала в большей степени о том, какие над ней синие небеса и золотые листья, чем о том, кому и что скажет или что сделает, чтобы остановить реку, забывшую свои берега.
Толпе нельзя становиться поперек — будь ты хоть кесарь, хоть бог, это она знала. Проку от такого знания оказалось немного.
За спиной Ингрейны грохотало о брусчатку без малого восемь сотен сапог, а она плавно покачивалась в седле впереди и чуть сбоку от первой колонны. Какая глупость — посылать сюда пехотный полк. Конные даже просто с нагайками разогнали бы толпу быстрее и качественнее. А им что тут делать? Лезть в рукопашную? Сразу стрелять? Разговаривать?
Прямое самоубийство.
«Какая осень, какая великолепная осень. Почему я раньше не смотрела на нее, почему я вообще раньше никуда не смотрела?»
Ответ был очень прост, и он гласил, что Дэм-Вельда — да и Каллад — умели видеть звезды только на погонах. Небесные их как-то традиционно не беспокоили до того самого момента, пока не рисковали исчезнуть навсегда.
«Если я выживу, я куплю дом в деревне и никогда — никогда! — больше не возьмусь за оружие. Я заберу к себе сиротку — а лучше сразу двух, чтобы им не было скучно расти — заведу собаку, может, если боги дадут, даже замуж выйду, ну, а если и не выйду — ничего… Все — ничего. Повешу шашку над камином. Нет — положу ее в сундук, ко всем бесам! Буду печь пироги, я же когда-то знала рецепт яблочного пирога… Герберт, Герберт, почему ты меня оставил?»