Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
Это было почти колдовство. Агнесса, до этого дня боявшаяся крови и не умеющая не то что отрубить голову курице, а даже ощипать ее тушку, плавно сделала два шага и высоко занесла руку со сжатым в ней камнем.
Мародер, видимо, в последний момент что-то почуял, потому что начал оборачиваться, но это уже ничего не изменило. Удар пришелся точно в височную кость. Брызнула кровь, на юбке Агнессы оказались какие-то омерзительные сгустки. Мужчина мешком упал на землю, рядом с убитой. Издал хлюпающий звук.
«Добей».
Агнесса, ни о чем не думая, несколько раз ударила его в лицо каблуком. Хлюпанье перешло в хрип и стихло.
«А теперь хватай его дранье, прикрой волосы и делай вид, что обшариваешь трупы».
«А ты что будешь делать?» — хотела спросить Агнесса, оборачиваясь, и увидела только серую стену дома, вдоль которого она бежала. Имлада здесь не было и, наверное, его больше не было уже нигде. Первые семь секунд после смерти маги проводили во Мгле, а куда они уходили потом — живые не знали.
На негнущихся ногах Агнесса подошла к телам, опустилась на корточки и подняла с земли кухонный нож, которым убили женщину. Стараясь не смотреть на мертвую и ни о чем не думать, Агнесса почти отпилила свою косу и отшвырнула в подальше, как ядовитую змею. Схватила кепку мужчины, валявшуюся неподалеку — такие носили рабочие с заводов — и надела. Она уже начала стягивать с него пальто, как услышала приближающийся топот.
Вот только здесь больше не было Имлада, который бы подсказал, что делать дальше.
Агнесса прислонилась к стенке, сбросила кепку и сжала в руке кухонный нож.
Имлад сказал, что она сможет, если захочет жить, а она никогда так не хотела жить, как сейчас. Ей уже не хотелось ни переехать в хороший район, ни выслать денег семье в деревню, ни выйти замуж за порядочного чиновника — ничего, только бы выйти отсюда. Не остаться на земле с разбросанными ногами и руками, как сломанная кукла.
Судя по шагам, преследователь шел один. Возможно, другие свернули на поворотах раньше.
«Я хочу жить, я могу это сделать».
Агнесса опустила руку с ножом. В складках измаранной юбки его бы сразу не разглядели.
Преследователь — молодой чумазый парень, лет двадцати, не больше — вошел в закоулок. Довольно хмыкнул, увидев добычу, которая даже не голосила и не трепыхалась. В руке он сжимал такой же кухонный нож, как и у Агнессы, только чуть ли не вдвое больше. Судя по широкой улыбочке, два трупа за спиной девушки его мало беспокоили.
— Нордэнская шлюшка, да?
Агнесса рефлекторно мотнула головой.
— Если будешь хорошей девочкой, друзей позову не сразу. Ну, давай, цыпа, юбки поднимай и разворачивайся.
Агнесса стояла не шелохнувшись.
— Ты глухая? Не слышишь, девка, что ли? Я тебе покажу…
Что он собирался ей показать, девушка так никогда и не узнала. Едва парень оказался в шаге от нее, Агнесса почти рефлекторно выбросила руку вперед и нанесла ему колющий удар в живот. Нож вошел глубоко. Выдернуть его она не могла, как ни старалась. Порезанными пальцами Агнесса оттолкнула парня от себя, и тот хлопнулся назад, как пыльный мешок. Он еще дышал, но почему-то не кричал. Три удара каблуком в шею — и все закончилось.
Это происходило с Агнессой и одновременно — словно бы и не с ней. Как будто кто-то другой включил ее, как заводную куклу. И выключил, когда прямая угроза миновала. Вернулись головная боль, озноб, боль в порезанных пальцах, панический страх. Она не знала, что делать, поэтому сделала ровно то, что приказал Имлад. Сменила юбку на заляпанные кровью штаны, набросила на плечи пальто, натянула кепку на самый лоб, подхватила сумку, притащенную мародером, и побежала туда, где шумела толпа. Лучше было оказаться чумазым мародером, чем лаборанткой Академии и «нордэнской шлюшкой» — это она усвоила быстро и накрепко.
Мародер с пыльным мешком имел шансы перейти мост и оказаться дома, на Литейном. У девушки по имени Агнесса этого бы не получилась. Натянув кепку на самые глаза, она пошла в людском потоке, прижав сумку к груди. Ветер холодил шею, оставшуюся без косы. Морозило. Из подворотен доносились крики. Агнесса не слушала и не оборачивалась, она то шла, то почти бежала со всеми, вцепившись в сумку, как в самое дорогое. Даже когда сбоку мелькнули жалко торчащие колеса и дно перевернутого экипажа, она продолжала смотреть на сумку и подол семенящей впереди мощной женщины со скалкой в руке. Из-под бахромы оборванной юбки виднелись грубые вязаные чулки и истоптанные ботинки. Судя по очень красным рукам, та трудилась прачкой или посудомойкой.
— Смерть богачам! Жируют на нашей крови!
— Хлеба!
— Справедливости! Кесарь рассудит!
Самым страшным было то, что люди, только что убившие Имлада и методично избивавшие попавшего сюда городового, действительно шли в сторону, где располагался кесарский дворец. За хлебом и, видимо, справедливостью. Как будто не понимали, что на любую просьбу в такой форме им и в более спокойные времена могли ответить ружейным залпом или картечью. Агнесса сжалась. Ее несло людским потоком, она не могла никуда уйти, разве что перегнуться через перила и прыгнуть в Моэрэн, от которой тянуло могильным холодом. Таким же холодом обдавали и ясные, по-осеннему синие небеса, пронизанные светом и ветром. В празднично-золотых солнечных лучах открывшаяся перед Агнессой картина выглядела еще более неправдоподобно, как осколок какого-то жуткого сна или сумасшедшая сказка.
Все подступы к мосту были забиты людьми. Толпа, не меньшей той, в которой волокло Агнессу, вливалась справа, две толпы становились одной, и их несло туда, где в ледяной синеве зловеще темнели зубчатые башни крепости, какую только в Каллад могли назвать «дворцом». А там из-за поворота, словно гибкая черная змея, выползала колонна пехоты. Агнесса не знала, сколько их там, она только видела, как солнце играет на штыках. Она не в первый раз видела солдат на улицах, однако на парадах блестели не только штыки, но и трубы, и расшитые золотом и серебром знамена, и перевязи, а сейчас — только штыки. Черный строй не нес ни одного знамени.