Время жестких мер
Шрифт:
– Кира? – выдавил он. – Ты здесь? Подожди… мне не чудится?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Она была в своем репертуаре. Как всегда, ничего не помнила. Она не знала этого парня! О чем и сообщила дрожащим голосом. Она никого в этом мире не знала! Его физиономия вытянулась от удивления, ослабли объятия, она прошептала, что они (объятия) ее не напрягают, даже в целом устраивают, он обрадовался и зажал ее в тиски. Они стояли у окна, он захлебывался, говорил о ней такие вещи, что волосы вставали дыбом…
Она верила. Но кроха недоверия
– Напрягись, – шептал он, – вспомни меня…
Она тужилась, скулы сводило от напряжения. Боялась пукнуть.
– Ты изменилась, – бормотал он. – Ты несколько дней не принимаешь свои таблетки, и вот результат. Ты не сходишь с ума, не испытываешь никакой двойственности, ты просто ни хрена не помнишь…
– А я могу вспомнить?
– Не знаю… по правде говоря, скептически настроен. Над тобой трудились специалисты. Твою память просто ампутировали – как ногу. А загрузили всякое барахло. Но если нельзя вспомнить, то можно узнать, согласись?
– А как мы узнаем?
– Понятия не имею. Сейчас нам не нужны ни психиатры, ни суггесторы, требуется всего лишь распутать детективную историю.
– Ты умеешь их распутывать?
– Нет, но имеются начальные навыки. Быстро уезжаем отсюда.
Они тащились по городу на скромной «бюджетной» иномарке. Он путал педали, руль валился из рук. Интересно было наблюдать за этим человеком. На его лице отражалась вся гамма положительных эмоций – от робкого недоверия до щенячьего восторга. Он смотрел на пассажирку, а не на дорогу, глаза мечтательно сияли. С одной стороны, это было приятно – неужели в нее, как в чипсы, добавлен усилитель вкуса?
– Расскажи все сначала, – попросила она, – да помедленнее. И не гони, держись правой полосы, мы же не торопимся попасть в ДТП…
Он рассказывал – прыгал с пятого на десятое. И снова волосы вставали. Кто она? Зачем она? Сколько нервных клеток потеряешь, если начнешь все это осмысливать? Подвижек в памяти не было. И город, как выяснилось, она не знала. Не жила она в этом городе. Все эти причудливые здания, шумные проспекты, громадный оперный театр на центральной площади ей ни о чем не говорили. Она знала лишь название мегаполиса, несколько центральных улиц, знала те места, где ее носило в последние дни. Вырвались из центра, ехали берегом полноводной реки, свернули к многоэтажной гостинице с названием кратким «Обь». Он объявил, что здесь живет, а теперь они попробуют пожить вместе. Предложил ей посидеть в фойе, сам помчался в кафетерий, подпрыгивал, стоя в короткой очереди, бросал в пакет цветные обертки, ежесекундно искал ее глазами – чтобы не похитили. Он был забавный…
Он ввел ее в номер, как в роскошные султанские апартаменты. Обстановка, мягко говоря, был не очень.
– Здесь проводятся показательные оргии? – удивилась она.
Он смутился, принялся подбирать какие-то тряпки, заправлять постель. Сбивчиво бормотал, что прошлые сутки прошли под знаком «Белой лошади», в номер ломились посторонние, но он был тверд и непоколебим. По природе своей он однолюб (интересно, что
Он закрыл дверь, забаррикадировал ее зачем-то стулом и стал изображать невинность.
– И часто ты прибегаешь к услугам жриц любви? – спросила она, сдерживая смех. Он возмущенно заявил, что к услугам жриц любви никогда не прибегает, хотя убежден, что в этом нет криминала, поскольку пригласить в гости проститутку – не больший грех, чем заняться мастурбацией. Она свела коленки и стала рассказывать о том, что было с ней в последние два дня. Получался динамичный боевик с элементами колхозной жизни.
– А ты уверена, что все именно так… – Он смотрел на нее огромными квадратными глазами.
– О чем ты сейчас думал? – перебила она.
Он смутился. Потом признался, что первой была мысль о буйстве фантазии. Не по причине патологической лживости, а… он долго молчал, подбирая сочетание слов, способное не сильно травмировать ее неокрепшую психику.
– Галлюцинации, ложная память, – подсказала она. Он зарделся. – Все это было бы кстати, но как объяснить одежду, купленную в провинциальном универмаге? А вот эти слезы? – Она выуживала из карманов остатки наличности. – А мою легкую хрипотцу – которая легка лишь по причине моего здоровья и усилий бабы Кати? Почему я оказалась в том бараке после того, как меня похитили из него? Если не помнишь, похитителей убили. Если не веришь – обратись к знакомым в полиции, тела, должно быть, нашли…
– Ты абсолютно нормальна, – изумленно бормотал он. – Я поражен, что женщина в твоем состоянии может за себя постоять…
– А раньше была ненормальна?
– Ты всегда была нормальной. В своей реальности – не в моей.
– Кстати, рецидивы не исключены, – пробормотала она. – Иногда на меня накатывает. Всплывают образы, в которых нет смысла. Когда я закрываю глаза, их становится больше. Когда засыпаю, в пограничном состоянии между сном и явью они идут буквально в психическую, не могу от них избавиться, пока не засну…
– Со временем все будет нормально. Ты помнишь человека, который пристрелил твоих похитителей и гнался за тобой на озере?
– Не помню. – Она решительно замотала головой. – Не видела его лица. И говорил он тихим вкрадчивым голосом. Но если услышу, обязательно узнаю. Вот только… прости, не хотелось бы его еще раз услышать.
– Можно я тебя поцелую?
– Можно, – она смутилась. – Но не переусердствуй. Не забывай, что я тебя плохо знаю.
За окном темнело. Ее клонило в сон. Он вызвал горничную с комплектом чистого белья, всучил ей банкноту. Та вытягивала шею, чтобы посмотреть, что тут происходит, но он решительно ее выпроводил. Постелил постель, отвернулся, пока она прыгала под одеяло, составил впритык два кресла, соорудив подобие спального места. Они лежали и смотрели друг на друга.