Время жестоких чудес
Шрифт:
Он пнул попавшийся на дороге камешек. На землю выплеснулась вода.
– Поосторожней! – сердито сказала она.
– Ладно…
Они подошли к дому, где жила бабка Лины. Сухая суетливая старушка забрала у него коромысло, окинула острым взглядом и неодобрительно поджала тонкие синеватые губы.
Как странно. Чаще всего люди ошибаются в отношении себя. И встают на верный путь, совершив ошибку.
Снова заговорил призрак патэ Киоша: Одна из характерных ошибок –
Я дал имя тому, что между мной и Кристой, и имя это было – любовь, но я ошибся. Я дал имя своему чувству к Лине, и имя это было – просто друзья, и ошибся опять.
Две моих ошибки определили всю мою жизнь.
– Хочешь, сходим искупаемся?
– Нет.
Так было изо дня в день.
– Ты пойдешь на посиделки?
– Устала…
Так было много дней.
– Потренируемся вместе?
– Может быть. Позже.
Но Алек был настойчив в своем желании жить. Он надоедал старшим войям, чтобы показали новый полет меча, он не давал покоя мыследеям, требуя все новых упражнений. Он был на каждой тренировке и не пропускал ни одной посиделки.
И всегда был рядом с Линой.
И однажды она пошла с ним.
Сначала на игровую поляну. Лина славно помяла ему бока в рукопашной, потом убедилась, что рядом нет ее многочисленных родичей и взяла шинай. К удивлению Алека, деревяху она держала вовсе не так уж неумело. Похоже, Лина, в обход запрета, все же просила кого-то показать ей пару приемов – или очень внимательно следила за ратящимися на игровой поляне и потом повторяла в одиночку. Но, конечно, соперником Алеку она не была.
Надо как-то уговорить ее мать и дядю, в такое время этот запрет попросту глуп…
– Не моги поддаваться! – сердилась Лина, наскакивая. Алек увертывался, смеялся:
– Ты машешь мечом, как ведьма помелом! И не прикусывай губу, ударят в подбородок, целоваться больно будет!
Лина завизжала возмущенно и сломя голову бросилась на Алека. Он шагнул вбок и повел девушку вкруг себя, как в танце, оба меча полетели в сторону. Алек смягчил ее падение своим телом и стукнулся затылком об утоптанную до крепости камня землю. Притворился, что потерял сознание.
– Эй, Алек! Алек!
Он ощутил на лице теплое дыхание… и в следующий момент из глаз посыпались искры, потому что девушка со всей дури залепила ему пощечину.
– Очухался? – встревоженно спросила Лина.
– У-у-у-ы-ы-ы… – только и мог проныть Алек…
Они стали ходить на посиделки вместе. Танцевали, играли в скорлупки, в бересту – сначала просто «на кукареканье», то есть проигравший должен был выполнить какое-нибудь глупое смешное условие, например, залезть на крышу и кукарекать, приветствуя восход.
Через несколько дней Алек осмелел с условиями и схлопотал вторую затрещину. Или даже четвертую, если считать те, что словил весной.
– Но ты все-таки проиграла! – подначивала Алия.
– Сама с ним целуйся! – Лина смотрела исподлобья. Вдруг поднялась на цыпочки и быстро поцеловала парня в щеку. Вокруг захлопали, заулюлюкали. Лина, красная как цветок ядовитого мирэ, бросилась вон, оставив Алека стоять столбом, держась за обожженную пощечиной и поцелуем щеку.
– Поди догони ее, – подсказал кто-то. Алек выскочил за дверь и в темноте налетел на Лину.
– Ты, кажется, сказал – в губы? – спросила она таким холодным тоном, что юноша застучал зубами, теплая летняя ночь показалась ледяными сумерками Холода. Он стоял, замерев, и слышал только грохот своего сердца. Или, может быть, ее?
– На, целуй. Ну, чего ты?.. – чуть хриплым голосом сказала девушка.
– Лина. – Он все-таки рискнул взять ее за плечи. – Если ты не хочешь… прости, я как с ума сошел… потому что ты мне очень… Ну прости дурака, пожалуйста, а?..
Она очень долго молчала, он чувствовал, как ее тело вздрагивало.
– Холодно… – наконец сказала Лина. И он осторожно обнял ее.
Они бродили, обнявшись, до самого утра.
– Хочешь, сходим искупаемся?
Кажется, я должен был это сказать, подумал Алек.
– Хочу, – ответил он. И ответ был бы другой.
Небольшая, но стремительная Палай несла свои воды к Мете. Люди купались близ старицы, где вода была теплая. Скоро по течению поплывут огненные медузы, гривы, как их здесь называют. Тогда малыши будут купаться только в специальных заводях, отгороженных шестами, под присмотром подростков. А сами подростки, да и некоторые взрослые тоже, выхваляясь удалью (дуростью, сказал бы старый Майнус), будут подплывать близко, нырять под рыжими смертоносными студнями… Понадобится немного боли, чтобы остудить горячие головы.
Хотя, возможно, в этом году купальщики будут осторожнее – благодаря печальному опыту Кристы и Алека.
Юноша потер ожоги, время от времени напоминающие о себе резкой болью, от которой сводило пальцы. Через полгода, сказали целители, боли ослабнут, года через три прекратятся совсем. Шрамы на всю жизнь, разве что специально иссечь бугристые белые полоски.
– Помоги…
Алек отвлекся от созерцания собственных пальцев, Лина стояла к нему спиной, потянула завязки рубахи.
Молодой вой скрипнул зубами. Эти обычаи Фременов… Еретики, истинно Еретики! От мысли о том, что все мужчины рядом видят то же, что и он, мутился рассудок.
Лина забрела неглубоко, обернулась. Алек едва не обратился в бегство.
– Ну, чего ты?.. – вчерашними ночными словами, вчерашним голосом спросила она. Алек разделся медленно и в пене брызг вбежал в воду.
Они плавали наперегонки, потом долго лежали на мелководье. Вокруг резвились малыши. Взрослые и подростки купались на стремнине. Летнее солнце жгло.
– Убивать… страшно?
– Очень…
Из-за какой-то глупой юношеской фанаберии он чуть было не ляпнул, что убивать очень легко, но в вероятностях будущего возникла Гранджи-Фалат, максимальная вероятность максимально негативного развития ситуации. Он лишился дара речи, разглядывая лежащий перед ним путь, и забыл, что хотел сказать. Великая Ошибка распалась, исчезнув из веера вероятностей.