Время жестоких чудес
Шрифт:
Первый, посчитавший женщину легкой добычей, слетел с мостков с подрубленными коленями. Следующий с такой яростью насел на нее, что у Риты едва хватало сил, чтобы отбиваться. Она пятилась под градом ударов. Незнакомый мужчина с исторгающим кровь обрубком на месте правой руки сбил с ног ее противника и в обнимку с ним перевалился через край.
Гераж с окровавленным лицом плел мечом затейливые кружева, сдерживая сразу троих. Патэ в рваной тунике отступил назад, взмахнул рукой, парня ударило струной Узора, протащило по бревнам мостков, впечатало в стену. Меч выпал из бессильной руки, юноша не мог даже вздохнуть. Трое шагнули к нему, добить. Гераж повел мыслью, меч взлетел, молнией мелькнул в воздухе и косо ударил имперца в грудь. Раздался треск пропарываемого власа, хруст костей, Рита увидела, как из растянутого в самодовольной усмешке рта выплеснулась кровь. Белый упал лицом вниз, на спине выпятилась
Недавний знакомец Риты, которого она бросила через весь двор, свалил своего противника и кровожадно оглянулся на нее. Сделал шаг и увидел пронзенного священника.
Застывшим взглядом пастырь смотрел на сотоварища. Перевел взгляд на юношу.
Узор безмолвно закричал от вброшенной ярости. Пастырь поднял руку, и в руке его была смерть. Гераж бросился в сторону и свалился вниз. Смерть низринулась с руки пастыря, толстые бревна взорвались смолистой щепкой, вспыхнули ярым пламенем. Имперец повернулся к Рите, снова вздел руку, медленно-медленно, женщина видела, как Узор скручивается, готовый перемолоть ее жизнь…
Я поняла, что умру. Жива сказала мне, что я прошла свой земной путь. В будущем я увидела свою смерть.
Ладно, сказала я, покорная воле Бога. Уж коли пришло время.
Я стала растворяться в Живе. И с последним вздохом в меня вошло понимание, что со мной умрет еще кто-то.
Нет!
Да.
Нет!
Поздно.
Нет!
Нет!!
Нее-ет!!!
Я видела в руке своего убийцы смерть – ненависть, сплетенную в черный клубок.
И я поняла, что надо делать.
Встречь пожару пускают пал, удар меча отбивают мечом, ответ ненависти – еще большая ненависть.
Та самая, о которой так неохотно говорил Майнус.
Та самая, о которой шепотом рассказывала Верея.
Та самая, которую бросил в бесконечную реку Живы отец любимого – и умер, потому что ненависть всегда вернется к пославшему ее.
И называется это – Древние Запретные Знания.
Воспользуйся ненавистью. Отпусти ее. Позволь себе испытать ненависть. Обрати свой дух в стремление убей врага.
Ненависть вернется. Ты умрешь тоже. И это умрет.
Хотя, может быть, и нет. Если окажешься сильнее ненависти.
Выбор – я или умру или может быть умру.
И я позволила себе испытывать ненависть.
Одним движением души я вызвала ее в себе и бросила в Узор.
И Узор вдруг обрел твердость и упругость, свился удушающими вервиями вокруг белого. Жрец страшно закричал, в клочья разрывая веревки, крик оборвался хрипом. Он изогнулся, схватил воздух скрюченными пальцами, медленно воспарил в воздух над краем мостков. Раздался хруст, безжизненное тело упало вниз.
Ненависть – запретное оружие. Никому нельзя безнаказанно прибегать к ней – ни гениям, ни мыследеям, ни простым людям. Мои ноги подкосились, и я села на бревна, с отстраненным интересом наблюдая, как Жива готовится принять мою душу. Одна за одной рвались нити, связывающие меня с жизнью.
А как же…
Я вспомнила, кого спасала, прибегнув к запретному оружию.
Я висела над бездной, вытаскивая себя обратно в Жизнь. Но сил не было. Ненависть выпила меня до конца, и я только и могла беспомощно висеть в темноте и пустоте собственной души.
Смерть терпеливо ждала.
Стратиг Матис очнулся, мотнул гудящей головой, отгоняя видение печальной кареглазой девушки-мотылька. Что за чушь, откуда…
Даже сквозь обморок он ощущал бурление Света всем своим существом. И понял достаточно, чтобы понять – бой проигран.
Резкий крик рожков прорезал шум боя. Войско развернулось, все, кроме тех, которые ворвались за стену. Их ждать никто не собирался.
Потрепанное воинство, уменьшившееся почти на три четверти, отступало. Его никто не преследовал, только пороки торопливо и неточно бросили вслед снаряды.
Обугленная деревня, о которую войско империи поломало зубы, осталась позади.
– Пиррова победа, – пробормотал стратиг, оглядываясь.
– Простите? – Патэ Ирек щеголял свежей повязкой.
– В этом бою нет победителя. Проиграли и мы, и они.
– А кто проиграл больше? – гнусаво поинтересовался патэ Ламан, пытаясь вытереть лицо и все больше размазывая кровь и копоть.
– Они, конечно.
Я спал.
И видел сон.
Я видел, как дорогая мне женщина медленно падает во смерть.
Я видел старика, который пытается ей помочь, но он слишком выложился в бою. Видел молодого мужчину с застывшим лицом, меч вздрагивает в опущенной руке, окровавленная рукоять прилипла к ладони. Он отлично умеет командовать и убивать, но не умеет возвернуть человека к жизни. Может, но не верит, что может, а значит, не может…
Я видел, как женщина уходит.
Я видел кусочек жизни, который должен уйти вместе с ней, хотя еще и не явился в жизнь.
Я видел терпеливую смерть, незримо стоящую рядом. Она ждала… она почти дождалась.
Нет, сказал тогда я. Нет.
Смерть оглянулась, в синих глазах было недоумение – кто осмелился ей перечить?
А, это ты, сказала она. Чего ты хочешь?
Я хочу, чтобы она жила.
Поздно.
Я хочу, чтобы ты ушла.
Я уйду, получив свое. Но, если хочешь, можешь попробовать меня остановить.
Я попробовал бы, но не знал как. И взмолился:
Возьми меня вместо нее!
Твое время еще не пришло, смерть повернулась к тем двоим.
Нет! Я потянулся куда-то, зачерпнул что-то полной горстью и протянул им обоим – женщине и жизни рядом с ней. Я хочу, чтобы ты ушла! Я – так – хочу! Человек повелевает – повинуйся!
Смерть одобрительно кивнула, улыбнулась прощально. Увидимся позже, мальчик…
Мальчик закашлялся и проснулся.
Кашлял он потому, что поперхнулся. Своей кровью, пошедшей носом. Девочка, спящая рядом, заворочалась, обняла крепче.
Немного ошарашенный таким неожиданным соседством, Гарий осторожно выпутался из ее рук, вытер нос рукавом. Кровь в тусклом свете лампадки казалась черной.
– Ой, чево это с тобой? – шепотом спросила окончательно проснувшаяся девочка.
– Кговь…
– Дай помогу…
Гарий протестующе замычал, но соседка отняла его руки от лица, велела запрокинуть голову. Созерцая потолок, Гарий слышал, как она, осторожно перешагивая спящих, прошлась по избе.
В избе спало по меньшей мере двадцать детей. На печке, на полатях, на брошенных на пол шкурах.
Послышался плеск воды. Девочка вернулась, вытерла ему лицо, приложила смоченную в холодной воде тряпочку к носу.
– Вот так… – удовлетворенно сказала она. Кто-то заворочался, забормотал во сне. Она перешла на пронзительный шепот.
– Ты кто такой? – поинтересовалась соседка.
– Я Гагги…
– Не поняла. А, Гарий… Слышала про тебя, приемыш троллей… Что ты здесь делаешь?
– Сплу.
– А еще? Я имею в виду, отчего-то кровь у тебя пошла.
– Тево?
– Ты хочешь сказать, что не творил мысли?
– Нет… я вообще это не умею. Мегя тольго обессяли угить…
Девочка уселась на полатях. Гарий скосил глаза и при неверном свете лампадки рассмотрел ее лицо – темные глаза, светлые волосы, усеянный конопушками вздернутый носик. Ей было лет десять.
– А у тебя часто идет кровь из носа?
– Нигогда не идет.
– Значит, ты мыслил во сне. – Она хихикнула, Гарий покраснел.
– Я не умею…
– Совсем не уметь мыслить нельзя. Кровь из носа идет, когда пе-ре-на-пря-жешь-ся, – старательно выговорила сложное слово. – Кружится голова, мурашики по всему телу и болит вот здесь. – Она показала, где именно. Гарий кивнул и покраснел еще больше.
– Что тебе снилось?
– Не помню…
Вечером прилетел нетопырь с сообщением. Ранним-ранним утром из ворот Полесья вышло два десятка человек, ведущих в поводу тяжело нагруженных лошадей.
Алека никто не звал, никто не давал разрешения, но он и не спрашивал. Просто совершил набег на склады, выпросил у знакомого кузнечного подмастерья заготовки ракет, вощеную кожу и другой военный скарб, навьючил все это на Пегаса и присоединился к отряду. Юноша кутался в широкий плащ и тщательно следил за своими мыслями, подделывая ауру под взрослого.
Шли молча. Ночь была безлунная, «обутые» в бесшумные обмотки кони шагали пугающе тихо, люди казались серыми силуэтами, лица соседа нельзя было разглядеть.
Занималось холодное утро. Из реки пополз туман, затопил долину, сырость заползала в сапоги, кони шагали по бабки в тумане. У болотца отряд догнала Вики, воины погнали ее прочь. Девушка обиделась и пропала в тумане позади.
Восток заалел и туман стал рассеиваться. В холодном воздухе зазвучали первые пробные неуверенные трели проснувшихся птиц.