Время жить. Пенталогия
Шрифт:
– Не думаю, что все так страшно, - Боорк тоже глотнул сока.
– Конечно, агентура тут есть, но те, кому не будет интересно, сами собой отсеются. А те, кто заинтересуются по настоящему, станут пилотами, даже если они изначально думали о чем-то другом. Вот тех двоих видишь? Меня на их счет особо предупреждали, а слушали вводную лекцию, затаив дыхание. Это наши люди, космические!
Дэсс Урган и Эстин Млиско выбрали столик возле самой перегородки, подальше от основной толпы. Здесь никто не мешал им беседовать, а кроме того, с этого
– Да, сразу видно, что все это - настоящее, - Млиско наклонил голову с видом знатока.
– Как ты думаешь, мы на всем этом летать будем?
– Любишь приключения?
– усмехнулся Урган.
– Люблю. Я пока наемником был, половину Заморья облазил, был на другом берегу Круглого океана, даже на островах Сагвас отметился. Не могу я сидеть на одном месте. Мне еще и сорока нет, так что, пока есть силы, надо путешествовать. А другие планеты мне тем более интересны. Побывал на одной, а хочется увидеть все!
– Я о другом думаю, - вполголоса сказал Урган.
– Например, для чего нас готовят. Как ты думаешь, зачем им столько пилотов?
– Да разве это много?
– Из нас, наверняка будут готовить инструкторов, - разъяснил Урган.
– В авиации это так. Выучат нас, чтобы мы учили других. Может, они с кем-то войну ведут?
– Не похоже, - мотнул головой Млиско.
– Я же там был. Обстановка спокойная, армия мирного времени. Свою Гвардию они считают очень крутой. Я и их видел. Неплохо, но наши коммандос в войну были лучше. Ни с кем они там не воюют и не готовятся. Разве что, гражданская будет. А для нас это лучше всего. Пришельцев лучше валить в союзе с другими пришельцами.
– Верно, - согласился Урган.
– Но, как по мне, лучше пусть у них будет война с иными.
– Зачем?
– с ленцой спросил Млиско.
– Известное зло лучше, чем неизвестное.
– Про неизвестное не скажу. А эти уже здесь. И кто знает, что еще с нами будет?
– Урган сделал паузу.
– Ты же сам вчера говорил о кронтах!
– Да, как послушал я, что нам кронты рассказывали, так не по себе стало, - согласился Млиско.
– Хотя, вроде бы, пришельцы нас ставят выше кронтов. Они как бы третий сорт, а мы, надо понимать, второй.
– Что-то я не люблю, когда людей распределяют по сортам - словно говядину в мясной лавке, - глаза Ургана недобро сощурились.
– Твоя правда, - кивнул Млиско.
– Я такое тоже видал. Ушоты подобное деление любили. Сам я всего этого не застал, но рассказывали много. И когда на меня охота шла - а я там одну шишку завалил, так народ, из их бывших рабов, мне помогал. Иначе и не ушел бы, возможно.
– Я, кажется, понимаю, - сказал Урган.
– Кронты у них рабочие, рабы, четырехрукие - охранники, охотники, проводники. А из нас будут делать солдат!
– И это может быть. Но делать себе бойцов из покоренных - рискованное дело, - Млиско слегка сощурился.
– Поглядим, что у них получится. Если что, любое оружие может стрелять в обе стороны...
– Я рад, что мы друг друга поняли, - по лицу Ургана пробежала легкая усмешка.
– Но меня беспокоят
– Да, горданцы всегда были себе на уме, - пожал плечами Млиско.
– Кто их знает?
– А ты Собеско хорошо знаешь?
– вдруг спросил Урган.
– Так ты же с ним учился.
– Когда это было? А тут он вдруг горданским генералом заделался.
– Нет, - возразил Млиско.
– Мы с ним несколько дней просидели в одном каземате, в обнимку с "мухобойками". Правильный он мужик, свой. И Лику ему можно доверить. В жизни бывают всякие обстоятельства. Иной раз в такие переделки попадешь, что потом свои на тебя косо смотрят. Так что я ему как раз верю.
Может быть, Улитка Миров в плане действительно напоминала закрученную в спираль раковину, но в реальности это было просто колоссальное сооружение высотой с трехэтажный дом, выглядящее плоским из-за своих огромных размеров. Билону казалось, что она заслоняет собой весь горизонт, простираясь вправо и влево, сколько хватало взгляда. Кто-то рядом восхищенно присвистнул - похоже, Улитка не только у него вызвала такие сильные эмоции.
Возможно, она бы не так сильно потрясала воображение, если бы ее стены были однотонными, но их еще и разукрасили снизу доверху. Исполинскую выпуклую стену занимала одна исполинская картина, в которой леса незаметно переходили в городские кварталы, а те, в свою очередь, превращались в горные склоны или водную гладь. Краски были яркими, сочными, насыщенными и словно наполненными солнечным светом. Это было настоящее искусство.
Конечно, вблизи это впечатление немного терялось. Вокруг Улитки еще продолжали суетиться сотни людей. Они заканчивали раскраску картины, убирая некрасивые потеки краски и подправляя контуры, закрывали рулонами изумрудного газона некрасивые колеи, оставленные строительной техникой, убирали остатки мусора и поливали из шлангов огромную, выложенную шестиугольными плитками, площадь перед входом в Улитку - двустворчатыми воротами шириной не менее десяти метров и высотой почти под крышу.
Девушка-распорядительница, ведшая за собой толпу журналистов, прошла мимо входа и, завернув за угол по узкой дорожке прямо под самой стеной, привела их к неприметной дверце, совсем терявшейся на фоне пронзительно зеленых с коричневыми пятнами джунглей. Прикоснувшись к стене своим бейджиком, она распахнула дверь и запустила всех внутрь.
Билон с интересом оглянулся по сторонам. Они находились в большом зале в форме кольцевого сектора. Внутренняя стена была выкрашена в однотонный светло-серый цвет, вдоль нее тянулись рельсы, выходящие из занавешенного толстыми пластиковыми лентами широкого темного проема в одном торце и уходящие в другой, напротив. Параллельно рельсам примерно на равном расстоянии от стен шла дорожка, выложенная разноцветной мозаичной плиткой. В центре зала она расширялась, превращаясь в квадратную площадку, в середине которой стояло возвышение с четырехгранной усеченной пирамидой метровой высоты.