Всадник с улицы Сент-Урбан
Шрифт:
В 1953 году Кастнер подал в суд за клевету и выиграл процесс, но это была пиррова победа: его имя оказалось не столько очищено, сколько еще больше замарано, а что до Всадника, то он на следующее утро встал, завел грузовик и поехал будто бы на индюшачью ферму, но там не остановился. Грузовик потом нашли брошенным в Акре, а в Гешер-ха-Зиве Всадника больше никто никогда не видел.
В 1957 году состоялся еще один суд, который Кастнера оправдал полностью, но спустя несколько месяцев его прямо на улице застрелил какой-то венгерский еврей.
— Так, стоп. Минуточку, — прервал ее Джейк. — Вы хотите сказать, что все эти годы не видели его и не получали от него никаких вестей?
— Время от времени он появляется в Израиле, но не здесь. Понимаете, он ведь нас бросил еще за год до тех событий пятьдесят третьего. А весь пятьдесят первый пробыл во Франции. В Мэзон-Лафите [254] ,
254
Мэзон-Лафит — северо-западный пригород Парижа. Известен ипподромом, одним из крупнейших во Франции, где проводятся престижные скачки.
— Он когда-нибудь говорил с вами о своих домашних? О Монреале?
— Только когда напивался. Говорил, что в смерти его отца повинны родственники, да и его они чуть до могилы не довели.
— Прямо так и сказал?
Она кивнула.
— А вы не можете вспомнить точные его слова? Они почти что довели его до могилы?
— Это было давно. Он пьяный был. Мы разругались. Разругались, понимаете? Йосеф не разрешил мне обратиться за немецкой компенсацией. Ой, гордый был такой! Не подступись! Не во всем, правда…
— Что вы имеете в виду — не во всем?
— Ну, только насчет того, чтобы не брать деньги у немцев, которые у нас же их и награбили — у кого ж еще-то? — но нет, нельзя, а вот у женщин их вымогать, это пожалуйста… — И, издав короткий, сухой смешок она погрузилась в горькие размышления.
— А зачем женщины давали ему деньги?
— Женщины. Их мужья, отцы… Теперь-то ни у кого уже нет причин бояться. Письма я все сожгла — все до единого. А уж родных своих, которые в Канаде, вы знаете, он таки ненавидел. Кроме того, он ведь лжец был каких поискать.
— А что за письма вы сожгли?
— Зачем вам все знать? Вас кто прислал тут разнюхивать?
— Никто.
— Лично я против Хершей ничего не имею, я им очень, очень благодарна за помощь, жаль только, что она такая крохотная.
— Да-да, я понимаю. Но может быть, он говорил что-то еще? Пожалуйста, для меня это важно.
— Все повторял, что, если бы Херши были в сорок восьмом в Старом городе, они бы первые замахали белым флагом.
— Ну уж, это совсем несправедливо!
— А я разве говорила, что справедливо? Вам сколько лет?
— Тридцать три.
— Вот скажите мне, что в этой жизни справедливо, а? Давайте. Ну, назовите хоть что-нибудь.
— Вы письма от него получаете?
— Открытки. Главным образом на дни рождения Зеева.
Из дальнейших ее слов явствовало, что запои Джо обыкновенно заканчивались в кибуце Выживших узников Варшавского гетто, который неподалеку от Хайфы, а уж они-то там пить горазды! В этом кибуце расположен музей, где хранятся архивы Холокоста.
Затем Хава выдвинула ящик комода и, покопавшись, достала папку. Среди всяких бумажек Джейк обнаружил пожелтевшую газету и фотографии, вырезанные из журналов. Розовощекая gem"utlich [255] фрау Геринг выходит из магазина на Театинерштрассе. Суровые наследники фон Папена: старший сын по имени Адольф позирует, сидя на кожаном диване. «Зепп» Дитрих [256] — какой строгий дядька!
255
Добродушная (нем.).
256
Йозеф (Зепп) Дитрих (1892–1966) — оберстгруппенфюрер СС. В 1934 г. был участником «ночи длинных ножей». После Второй мировой войны осужден как военный преступник на пожизненное тюремное заключение, в 1955 г. по решению совместной американо-германской комиссии негласно освобожден.
Кроме того, там оказались сильно потертые страницы из журнала со статьей о том, как Йозеф Менгеле, бывший студент-философ, а затем главный врач концлагеря Освенцим, жил-поживал себе спокойно в Мюнхене до 1951 года, а затем из Мерано, что в Южном Тироле, через перевал Решенпасс бежал в Италию, откуда с помощью общества «ОДЕССА» [257] перебрался сперва в Испанию, затем в Буэнос-Айрес, а в 1955, когда режим Перона рухнул, в Парагвай.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Я, нижеподписавшийся Миклош Нисли [258] , врач, бывший заключенный номер А8450 к/л Аушвиц-Биркенау, утверждаю, что в своих показаниях я нисколько не отклоняюсь от реальности и ни малейших преувеличений не допускаю, являясь прямым свидетелем и невольным исполнителем деяний, осуществлявшихся в Аушвице.
Как старший патологоанатом лагерных крематориев, я выписал множество удостоверений о вскрытии и судебно-медицинских справок, которые я подписывал вытатуированным на мне номером. Заверив у непосредственного начальника, доктора Менгеле, я отсылал эти документы почтой по адресу: Berlin, Dahlem, Institut f"ur rassenbiologishe antropologishe Forshungen…
257
ODESSA (Organisation der ehemaligen SS-Angeh"origen) — «Организация бывших членов СС» (нем.).
258
Миклош Нисли (1901–1956) — бывший узник лагеря в Биркенау и свидетель на судебном процессе против администрации Освенцима. Впоследствии автор романа «Свидетель обвинения: доктор в Освенциме» (1951), выдержки из которого пересказывает М. Рихлер.
Под монотонный аккомпанемент голоса Хавы, бубнившей про то, как дорого даже самое скромное жилье в Тель-Авиве, Джейк продолжал читать:
Доктор Менгеле (а именно он осуществлял медицинский отбор) дает знак. Вновь прибывшие выстраиваются в две колонны. В колонну слева становятся престарелые, увечные, слабые, женщины с детьми до четырнадцати лет. В колонну справа сильные здоровые мужчины и женщины…
Хава заварила чаю. Налила.
И вот они внутри. Хрипло звучит приказ: СС и зондеркоммандо — покинуть помещение! Немцы выходят, производят перекличку. После этого двери закрываются и освещение извне выключается. В этот момент слышится шум мотора подъехавшей машины. Это дорогой автомобиль, полученный лагерем от Международного Красного Креста. Из автомобиля выходят СДГ (Sanit"atsdienstgefreiter) [259] , и эсэсовец-охранник, выносят четыре зеленые железные канистры. Шагают по подстриженной лужайке, где через каждые тридцать метров над травой из земли торчат невысокие бетонные патрубки. Надевают маски противогазов…
259
Ефрейтор санитарной службы (нем.).
— Ой, смотрите! — восклицает Хава. — Вот же она! Открытка. Всего месяца полтора как пришла. Смотри-ка ты, из Мюнхена!
— Он теперь большой артист, певец, а вы и не знали? — Впервые за все это время она улыбнулась. — «Джесс Хоуп, Музыка Дикого Запада и ковбойские песни».
Ах, Всадник, Всадник…
Не в силах уснуть, Джейк ворочался в постели, представляя себе, как Всадник скачет на великолепном плевенском скакуне. Под гром копыт галопом проносится мимо. Йосеф бен Барух. То есть сын Баруха — портового грузчика, торговца игровыми автоматами, деревенского силача, волка южных морей, старателя и поставщика контрабандного виски. Баруха, который смел с попреками обрушиться на зейду. «Евреи, я пришел. Евреи, это я, Барух! Ваш брат вернулся». Который вырастил сына в горняцком бараке в Йеллоунайфе. А сын потом бросал в лицо собравшимся в столовой кибуца Гешер-ха-Зив те же слова, которые он когда-то выкрикивал на Сент-Урбан: Ну, так и что вы теперь делать с этим собираетесь?
На следующий день ранним утром Джейк позвонил Эйтану.
— Я уезжаю сегодня, — сказал он.
— Но мне еще многое надо вам показать! Думал, вы пробудете здесь еще как минимум неделю.
— Нет, я решил отказаться от этого фильма.
— Почему?
— Это долгая история, к тому же вы все равно не поймете.
Вместо того чтобы возвращаться в Лондон, Джейк кинулся на первый самолет, рейс оказался в Рим, оттуда полетел в Мюнхен. Нэнси, к его удивлению, нисколько не расстроилась и даже вздохнула с облегчением. Он позвонил ей из аэропорта, и она сказала: