Всадник с улицы Сент-Урбан
Шрифт:
Джейк отвел контрразведчика в сторонку.
— Если это не секретная информация, расскажите мне, как у вас тут по части развлечений?
— Ну, у нас есть боулинг. Кино смотрим. Есть хоккейная коробка…
— А выступал у вас тут когда-нибудь певец по имени Джесс Хоуп?
— А что такое?
— Да я тут пару недель назад пересекался с ним в Мюнхене…
— Играли в покер?
— Н-ну, в общем да…
— Этот сукин сын затеял тут игру, которая длилась с вечера пятницы и чуть не до обеда в воскресенье. По моим подсчетам, когда он смылся, у него в карманах было что-нибудь около тридцати тысяч долларов.
Медленно, ровным тоном, Джейк сказал:
— Рад это слышать.
— Слушай,
— Пока нет. Уотерман! Плесните-ка мне еще.
— Запросто.
— Джесс Хоуп — это мой двоюродный брат.
— Ей-богу, я бы не стал этим хвастать!
— А я вот стал! — сказал Джейк. — Потому что он настоящий солдат, а не какой-нибудь картонный. Не какой-нибудь тупоголовый пень, которому главное досидеть до пенсии. Он сражался на Эбро. Ну-ка, угадай, где это?
— Вот ты у нас умный, ты и скажи.
— Это секретная информация.
— Эге! Да он и впрямь напился!
— Кто б мог подумать!
— Это в Испании. «На каменистой площадке, отторгнутой зноем у Африки и ставшей мишенью учебной стрельбы для Европы…» [264] А еще он воевал в Израиле в сорок восьмом. За Иерусалим. — И, подавшись ближе, Джейк осведомился: — Ну а это где? Угадаешь?
— Ну ты даешь!
— Этот клоун говорит, что он двоюродный брат того шулера, — объявил контрразведчик. — Джесса Хоупа.
264
У.Х. Оден. «Испания», пер. В.Топорова.
— А вы знаете, почему он уехал из Израиля? Вот, у меня тут есть — читаю прямо с открытки, которую он прислал жене. Я цитирую, джентльмены. Когда Рубашова в тюрьме выводили прогуляться взад-вперед по двору, рядом с ним однажды оказался некий помешанный, тоже старый большевик, который все время повторял: «В социалистической стране такое было бы абсолютно невозможно» [265] . А у Рубашова не хватало духу открыть ему глаза на то, что они не где-нибудь, а в Советской России. Конец цитаты. Вы знаете, кто написал ту книгу, которую он цитирует в открытке?
265
Цитата из романа Артура Кёстлера «Слепящая тьма», пер. А. Кистяковского.
Молчание.
— Ну так слушайте. Вовсе не какая-нибудь Мазо де ля Рош. А тоже летчик, старший лейтенант Арти Кёстлер [266] . Xaвep [267] Уотерман, мне требуется еще выпить.
— А не пора ли нам?.. — забеспокоился Хенли.
— Вы были на войне? — вскинулся Джейк.
Контрразведчик кивнул.
— Ну и как вам теперь нацисты в качестве союзников?
— Слушайте, да они с этим Хоупом и впрямь близнецы-братья! Говорят так похоже, будто одинаковыми горошками дрищут.
266
Артур Кёстлер (1905–1983) — британский писатель и журналист, уроженец Венгрии, еврей по национальности. Тюрьму и лагеря познал на личном опыте — в Испании, Франции и даже в Англии. Во время войны служил в инженерных войсках британской армии.
267
Товарищ (ивр.).
Тут вмешался Уотерман:
— Может, и есть среди немцев такие, кто когда-то думал, что нацисты это хорошо, но мне они как-то даже и не встречались.
— Ну да, они хотят изжить свое прошлое, — поддержал его Хенли.
— А знаете, если взглянуть на вещи шире, — вновь заговорил Джейк, — они ведь, в сущности, были не хуже других. Ну ладно, ну уничтожили шесть миллионов евреев или, допустим, пять. Да кому эти евреи были нужны? В сорок четвертом Йоэль Бранд предложил лорду Мойну выкупить миллион евреев за несколько грузовиков с продовольствием, на что его светлость отозвался совершенно недвусмысленно: «А что мне потом с миллионом евреев делать?» Куда их потом девать? Вот то-то и оно. А какова, джентльмены, наша главная проблема сейчас? Перенаселение плюс гребаная, черт ее дери, красная угроза. Шесть миллионов евреев к настоящему моменту наплодили бы еще шесть миллионов, да еще и — давайте уж смотреть правде в глаза — голосовали бы за коммунистов, причем в таком количестве, что те после войны пришли бы к власти в Италии и Франции. И что тогда? Ой, большой был бы гевалт! Вы бы тогда, ребята, по-прежнему базировались в Трентоне, Онтарио. В стране дождя и гнуса. Ни тебе рейнского вина, ни девчонок. Ни дополнительного довольствия.
— Да-a, меня нисколько не удивляет, что этот типчик Джесс Хоуп его братан, — проворчал контрразведчик.
— Дорогой сэр, я искренне полагаю, что вас должно удивлять все, что сложнее букваря, но это ладно. Не будем о грустном.
— Ну, ты, приятель, даешь! Я т-торчу!
— Налейте-ка мне еще, Уотерман.
— Все-все-все. Завтра-завтра-завтра. Давайте-ка лучше мы проводим вас в ваш отель.
— Ну что ж, гм… давайте. Пожалуй.
Однако, оказавшись в Баден-Бадене, Джейк обнял Уотермана за плечи и потащил к себе, чтобы вместе выпить еще.
— Уотерман, вы мне нравитесь. Вы такой остроумный! Интеллигентный! Стильный!
Уотерман добродушно осклабился.
— Скажите, а этот Хоуп действительно ваш брат?
— Нет. Я наконец вычислил, понял, кто он. Джесс Хоуп, известный также как Йосеф бен Барух и Джо Херш, это Голем. Вас это, конечно, удивляет, но…
— А кто такой этот… ну… Голем?
— Что-то вроде еврейского Бэтмена.
— А-а.
— Голем, чтоб вы знали, это тело без души. В шестнадцатом веке его вылепил из глины рабби Иуда бен Бецалель, чтобы он защитил евреев Праги от погрома, и с той поры он, как мне кажется, все еще странствует по миру, появляясь там, где им больше всего нужна защита. А что, Уотерман, в той игре вы много ему проиграли?
— Ну, пару сотен, что ли.
— И куда он отсюда направился?
— Во Франкфурт.
— Уотерман, у вас настолько острый ум и вы такой симпатяга, что я вас, пожалуй, посвящу в кое-что сокровенное, но вы уж не выдавайте меня контрразведке.
— Хорошо, давайте.
— Та команда из Си-би-си, которая приедет к вам на следующей неделе, будет водить вас за нос: они не собираются снимать никаких «Защитников свободы». А сколько в личном составе вашего авиаполка женщин?
Уотерман выпучил глаза.
— Это секретная информация?
— Ну, может, сто.
— Когда приедут телевизионщики, вы за ними присматривайте. На самом деле они собирают материал для фильма о лесбиянках в армии. Это правда, Уотерман, уж вы мне поверьте.
То, что Джо поехал во Франкфурт, могло означать, что, скорее всего, он будет на слушаниях по делу Роберта Карла Людвига Мулки, Фридриха Вильгельма Богера, доктора Виктора Капезиуса и других служащих лагеря Аушвиц-Биркенау.
— Но не мог же Менгеле присутствовать там все время!