Всадник
Шрифт:
Орахкладет руку на плечо Дихора: Почему же крепость, как думаешь? Крепости строили, чтоб защищаться от войны. Так-то. Жестом подзывает Стоне. Свисающими из-под мышки на тесемке ножницами срезает с одежды слуги большой ясный сапфир и вручает Дихору. Держи. Дай мне оружие, которое считаешь стоящим камня. У нас впереди город.
Дихорраскрывает глаза. Гей, хе-сатеп, Жученьки мои! Этого хватит, пожалуй, на годик безбедного житья! Долгого вам начальствования, господин лорд Орах! Снимает со стены устрашающего вида топор. Это не просто топор, а от деда остался. Я его не на продажу вывесил, но вас прошу принять, значит, от меня с поклоном и нижайшей благодарностью. Чувствует, что недостаточно сказал про топор. В топоре этом
Орах, чуть отступив, со свистом рассекает топором повод, держащий Ицену; из пояса капает кровь. Спасибо, кузнец. Я давно хотел получить этот топор – о нем написано в Надписях Скалы[117 - То есть в исторических дворцовых хрониках Поселения. Под «скалой» имелся в виду Стаб, о котором сказано ниже; считалось, что летописцы, уходившие туда, могли писать только правду.]. Все мое оружие отныне будет от тебя. Трудись страстно. Все выходят.
Галиат, отметив про себя, что визит прошел с меньшим количеством жертв, чем мог бы, констатировал:
– Что ж, хорошо. Но это только первый визитер, – «Из положенных семи, – прибавил он про себя, – и неизвестно, хватит ли вашего военачальницкого терпения на оставшихся». Сказав это, он двинулся вперед широким быстрым шагом; хоть и понимая, что по этикету не имеет права отдаляться от своих неуклюжих спутников, мудрец ничего не мог поделать со своими ногами. Тогда Ицена, которую непрошеный муж столь странным способом освободил от уз супружеского подчинения, рванулась вперед и поравнялась с мудрецом.
– Где гнездятся змеиные наездники? – спросила она, запыхавшись. – Чего ждать от них?
– Это не совсем понятно, – отвечал Галиат, удивленный таким любопытством доселе невежественной военачальницы, – ибо отношения наездников и Замка… сложны, а природа их туманна. В Полотняной книге, называемой также книгою Основания – а ей не менее четырехсот пятидесяти лет, ибо она создана была давным-давно смиренным товариществом писцов Поселения в двух экземплярах, из которых ныне остался лишь один, а из писцов… – тут Галиат замешкался, поняв, что слишком отступил от изначального вопроса, и свернул в очередной проулок, чтоб скрыть смущение. – Так вот, в книге этой записано, что началось все с того, как к берегу (то есть к тому месту, где ныне находятся приграничные территории) пристал флот из многих сотен кораблей, следовавший за неясной целью[118 - Никаких «многих сотен» не было: читатель, возможно, помнит, что доктор Делламорте привел к неизвестным берегам всего тринадцать кораблей (ровно столько, сколько их покинуло Бархатный порт Камарга). История, которую рассказывает Галиат, вообще изобилует неточностями, гиперболами и откровенными выдумками – именно в этом состоит мифологическая работа сознания, – как избежать искажения реальности за полтысячи лет?]. Люди, приведшие корабли, происходили из далекого города, от которого у них оставались лишь некоторые реликвии и название: «Гамарт», но среди них самих не оставалось никого, кто помнил бы этот город, ибо за время плавания сменились поколения. Они знали лишь, что составляют армию и что их задача – овладеть краем земли. На берегу их встретили странные существа. Они называли себя змеиными наездниками и имели отталкивающий вид, а предводителя у них не было. Они не дали нашим предкам идти дальше, и об этом столкновении известно лишь, что почти сразу после высадки первый военачальник, чьего имени нет в архивах, выдержал с наездниками чудовищную битву, и помогли ему Жуки; но ни военачальник, ни наездники не победили, и им пришлось договориться. В летописи (а это самая старая ее часть, и ее принято переводить полустихами) написано так, я процитирую вам мой любимый отрывок:
Волею духа единые, люди, не чая победы,
Стоя над бездною, дружно врага поражали,
Разом вздымались и падали звонкие сабли,
Воздух холодный клубился кровавым туманом;
Рядом с пришедшими громкий трещал и боролся
Жук Изначальный, составивший сильное имя[119 - Т.е. прославивший себя подвигом.],
Местности этой пустынной защитник и прaeтор[120 - Поскольку прибывшие были родом из Камарга, их представления о воинской иерархии, по крайней мере ранние, взялись оттуда же.];
С ним же, упершись стопой, возвышался колоссом
Военачальник и лекарь, – могучеобразный,
Дланью прилежною меч направляя усталый,
Змей отражал, набегающих злыми рядами,
Змей отражал неустанно обратноподобных[121 - Т.е. змей-оборотней.],
Змей отражал на пороге без сна и печали;
Змеи Жука источили жестокой войною,
Жук Изначальный закончился! Лег на проходе,
Враг продолжал исступление, силы умножив, —
Так же умножил усилья водитель приплывших,
Кровь запекалась, открытые раны латая;
Не было видно конца, и безбрежное небо,
Стоном надувшись, легло на багряные горы,
Тьмой опускалось на мертвое мясо усопших.
Военачальник стоял, будто вкопанный в землю,
Здесь убежденный погибнуть, не мыслил отхода,
Меч зарывал неустанно в поганые шкуры,
Змей отражал многосильные злые потоки,
Змей отражал безнадежные долгие сонмы,
Змей отражал своеручно упругие свивы,
Змей отражал неотступные толстые туши,
Змей отражал у границы зеленой печатью;
Змей отразил у границы зеленой печатью[122 - Происхождение «зеленой печати» объясняется далее.];
Змей отразил! И развеялось пестрое небо.
Змеевладетель спустился на скользкую землю,
Речь обратил к предводителю тысячи весел.
В речи этой было сказано, что при всем уважении загадочный «змеевладетель» не мог пустить приплывших дальше – а пройти дальше сами подопечные военачальника не смогли бы, как стало ясно из бесконечной битвы со змеиными наездниками. Поэтому колонисты условились считать это место краем земли и начали строить здесь замок. Спустя где-то пятьдесят лет, а может быть, и меньше – из-за склонности людей тех лет к поэтизации происходившего точно сказать сложно, – военачальник исчез, а все прочие остались.
Галиат выдохнул и опасливо покосился на Ицену: не заснула ли на ходу? Но Ицена смотрела на него глазами большими, влажными и воодушевленными, и мудрец даже испугался, что она его сейчас поцелует. Вместо этого, впрочем, Ицена спросила зачарованно:
– Почему же мы оказались на острове? И если они договорились и наездники заботятся о нас… почему мы так боимся ездящих на змеях по ночам? И почему мы поклоняемся Жуку?
Галиат хмыкнул.
– Потому что Жук умер, а военачальник – нет, – сказал он лаконично. – Что же до остального, то, леди Ицена, это было больше полутысячи оборотов назад. Никто уже не расскажет, о чем именно договорились первый военачальник и наездники. И узнать это за давностью дел невозможно, а то, что я рассказываю, – легенда, не больше, и вопросов тут куда больше, чем ответов. – Как бы в признательность за внимание военачальницы он прикоснулся губами к ее локтю. Подошедший Орах услышал последние слова и сказал беспечно:
– Не горюй, ведун! В замке новый правитель, ему интересны наши земля и стекло, стены и воды, и все устроится. Любой страх преодолеют поселяне Рэтлскара, когда ведет их добрый военачальник. Если чего-то я не знаю, ты расскажешь. Вот и все.
Высказавшись, Орах надел золотую маску. Галиат посмотрел на него с плохо скрытым сочувствием.
– Несомненно, – сказал он по-прежнему вежливо (лишь самый пристрастный слушатель расслышал бы в его тоне скепсис, но таких в Рэтлскаре не было), останавливаясь у очередной лавки, – нас ожидает славное будущее. Следующий – Клемян, молочник!