Все, что блестит
Шрифт:
Бо ступил в моторку вслед за мной и сел. Джеймс вручил нам факелы. Мы увидели, как приближается Октавиус еще с одной группой. Голова его была склонена в поражении.
– Отец Поля ужасно переживает, – сказал Джеймс.
– Заводи мотор, пожалуйста, – попросила я. – Пожалуйста.
– Ты думаешь, что можешь сделать то, что все эти люди, которые рыбачат и охотятся здесь, не могут?
Я пристально посмотрела на него.
– Думаю, я знаю, где он может быть, – тихо сказала я. – Руби рассказывала мне однажды об укромном месте, которое было у них с Полем. Она так хорошо его описала, что, я уверена, смогу его
Джеймс скептически покачал головой, но завел мотор.
– Ладно, но, боюсь, мы зря теряем время. Следовало бы подождать, пока не рассветет.
Мы отчалили от дока и вошли в устье канала. Болота ночью выглядят устрашающе даже для тех, кто прожил и проработал в них всю свою жизнь. Не было яркой луны, чтобы освещать пуль, а испанский мох казался плотным и черным, как стена, скрывающая другие каналы. Искривленные ветви кипарисов походили на скрюченных старых ведьм, в чернильной водной глубине таились корни деревьев, бревна и, конечно, аллигаторы. Факелы и встречный ветер отгоняли москитов, но было видно, что Бо явно не по себе. Он чуть не выпрыгнул из лодки, когда вдоль борта внезапно пролетела сова.
– Направо, Джеймс, а потом, когда подойдешь к изгибу, резко бери влево.
– Не могу поверить, что Руби дала тебе такие точные указания, – проворчал он.
– Она любила это место, потому что они с Полем провели здесь много времени, – сказала я. – Это как другой мир. Так она говорила.
Джеймс последовал моим указаниям. Позади нас скрылись во мгле факелы других искателей. Пелена тьмы окутала нас и отрезала от остального мира. Вскоре мы перестали слышать голоса людей из поисковой партии.
– Помедленнее, Джеймс, – попросила я. – Мне нужно кое-что найти, а ночью это нелегко.
– Особенно если ты тут никогда раньше не была, – прокомментировал Джеймс. – Напрасно все это. Если мы подождем до утра…
– Вот, – указала я. – Видишь там, где кипарисовое дерево склонилось, как старуха, срывающая четырехлистный клевер?
– Старуха? Четырехлистный клевер? – переспросил Джеймс.
– Так всегда Поль говорил Руби. – Ни Джеймс, ни Бо не могли видеть улыбки на моем лице. – Просто поворачивай резко направо под нижней веткой.
– Можем не пройти, – предупредил он.
– Пройдем, если пригнемся, – сказала я. – Медленно.
– Ты уверена? Наткнемся на камень или корни, или…
– Уверена. Давай. Пожалуйста.
Неохотно он повернул моторку. Мы пригнули головы и проскочили под веткой.
– Черт подери! – воскликнул Джеймс. – Ну и куда теперь?
– Видишь ту толстую стену из испанского мха, спускающуюся к воде?
– Да.
– Проезжай прямо сквозь нее. Это – потайной ход.
– Потайной ход. Черт знает что. Никто бы не догадался.
– Вот, что я имела в виду, называя это другим миром, – сказала я. – Можешь выключить мотор. Мы пойдем туда на веслах.
Он так и сделал, и я затаила дыхание, когда лодка ткнулась в мох, расступившийся, как занавес, пропуская нас в небольшой пруд. Когда мы доплыли, я подняла свой факел, Бо сделал то же самое.
– Теперь медленно покружим, – велела я. Свет наших факелов приподнял завесу темноты, освещая пруд. Под водой копошились черепахи и змеи, пуская пузырики. Мы увидели, как лещ хватает мошек. Приподнял голову аллигатор, блеснув зубами в свете факелов, и опять нырнул. Я слышала, как тихо охнул Бо. Где-то справа раздался зловещий крик ястреба. Полдюжины нутрий замерло на берегу пруда в поисках укрытия.
– Подождите, что это? – спросил Джеймс. Он встал, пошарил по воде своим веслом около лодки и вытащил бутылку. Это была пустая бутылка из-под рома. – Он был здесь. – Джеймс пристально вглядывался в темноту вокруг. – Поль! – пронзительно закричал он.
– Поль! – вторил Бо.
С минуту я не могла произнести его имени. Потом тоже закричала:
– Поль, пожалуйста, если ты здесь, ответь нам!
Ничего, слышны были лишь отзвуки болотной жизни. Где-то справа промчался олень. Сердце мое захлестнула волна ужасного предчувствия.
– Продолжай грести вдоль берега, Джеймс, – сказала я и выпрямилась, подняв свой факел справа, в то время как Бо держал свой слева. Вода хлюпала о лодку. Не было ни ветерка, и москиты с остервенением набросились на нас. Вдруг факелы высветили круглое дно пироги. Сначала оно было похоже на аллигатора, но, когда мы подплыли ближе, стало ясно, что это – каноэ Поля. Никто не произнес ни слова. Джеймс ткнул его своим веслом.
– Да, точно его, – сказал он. – Поль!
– Вон там. Что это такое? – спросил Бо, наклоняясь вместе с факелом. Джеймс повернул лодку, куда указывал Бо, и я посветила своим факелом. На большом камне с разметавшимися золотисто-каштановыми волосами, испачканными грязью, лицом вниз лежал Поль. Похоже было, что он тащился из последних сил и рухнул. Джеймс повернул лодку так, чтобы Бо смог встать и дотянуться до тела Поля. Я тоже сделала шаг к нему, но Бо резко повернулся.
– Не надо! – приказал он и схватил меня за локти, усаживая на прежнее место. – Это неприятное зрелище, и его уже нет.
Я закрыла лицо ладонями и пронзительно закричала. Мой неистовый крик проник в самые потаенные уголки болота, всколыхнул тени, поднял в воздух птиц, погнал прочь животных, распугал рыбу. Он эхом пронесся по воде и, наконец, натолкнулся на стену угрюмого молчания, окружающего нас.
Врач сказал, что в легких Поля было столько воды, что удивительно, как ему удалось проползти по камню эти несколько дюймов и как он вообще смог поднять свое тело. Там он и скончался. Чудом не добрались до него аллигаторы, но смерть настолько исказила его облик, что Бо был прав, не дав мне смотреть.
В Кипарисовой роще дом уже был погружен в траур, так что просто добавилась еще одна порция горя. Слуги, которые так сильно плакали из-за «моей» смерти, должны были отыскать теперь еще один источник, чтобы черпать из него слезы. Сестры Поля, особенно Тоби, предчувствовали беду, но тем не менее были убиты горем и уединились с Джеймсом в библиотеке, а Октавиус пошел наверх, чтобы быть с Глэдис.
Мной овладела такая слабость, что тело казалось невесомым, и я подумала, вот сейчас меня подхватит ветер и унесет куда-нибудь в ночь. Бо сжимал мою руку, обнимал за плечи. Я прижалась к нему, наблюдая, как из дока несут тело Поля. Бо хотел, чтобы мы немедленно возвратились в Новый Орлеан. Он был очень настойчив, а у меня и не было сил сопротивляться, не было даже слов для возражений. Позволив ему довести себя до машины, я плюхнулась на сиденье и рыдала без слез, потому что слез у меня больше не было.