Все, что блестит
Шрифт:
— Николас, я люблю тебя. Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
Что-то промелькнуло в глубине его чёрных глаз и тут же исчезло.
— Конечно, — сказал он просто и направился к ней.
Когда он подошёл настолько близко, что она смогла почувствовать запах его вспотевшего тела, он остановился и спросил:
— С чего бы это?
— Твоя мать раскрыла мне глаза, — сказала она, с трудом сглатывая.
Её сердце билось так сильно, что она с трудом могла говорить. Николас не собирался облегчать ей задачу, она ясно это видела.
— Она заставила меня понять, что я позволила своей гордости разрушить мою жизнь. Я… я люблю тебя, и, даже если ты не любишь меня, я хочу провести с тобой остаток
Николас резко провел пальцами по чёрным волосам, его лицо внезапно помрачнело и ожесточилось.
— Ты что — слепая? — грубо спросил он. — Вся Европа знает, что, стоило мне бросить на тебя один взгляд, — и я сошёл с ума. Ты думаешь, я такой раб своего вожделения, что преследовал бы тебя с такой настойчивостью, если бы хотел от тебя только секса?
Её сердце пропустило удар, потому что он сказал то же самое, что несколько минут назад говорила ей его мать. Мадам Константинос действительно знала своего сына! И, как она и сказала, Нико очень походил на своего отца. Джессика потянулась к нему дрожащими руками и крепко прижалась ладонями к его тёплой, надёжной груди.
— Я люблю тебя, — прошептала она нерешительно. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я была такой слепой и глупой?
Дрожь прокатилась по всему его телу, и с глубоким стоном он схватил её и прижал к себе, спрятав лицо в её спутанных волосах.
— Это не проблема — простить тебя, — пробормотал он отчаянно. — Если ты сможешь простить меня, если ты сможешь всё ещё любить меня после того, как я так беспощадно преследовал тебя, как я могу держать обиду на тебя? Да и моя жизнь потеряет всякий смысл, если я позволю тебе уйти. Я люблю тебя, — он поднял голову и повторил: — Я люблю тебя.
Джессика вся затрепетала, едва услышала этот глубокий голос, произносящий слова любви, и, признавшись ей в своей любви раз, Николас продолжал повторять эти слова снова и снова, а она цеплялась за него с отчаянной силой, прятала лицо в жёстких курчавых волосах, покрывавших его грудь. Николас обхватил ладонью её подбородок, поднял лицо к себе и захватил её губы голодным, собственническим поцелуем. Лёгкие беспорядочные покалывания понеслись по её нервам, Джессика встала на цыпочки, чтобы теснее прижаться к нему, и её руки, скользнув по нему, обвили его шею. Его гладкая тёплая кожа под её пальцами пьянила, и теперь Джессика больше не хотела сопротивляться ему, она отвечала ему безоглядно. Наконец она могла дать волю своей собственной потребности трогать его, поглаживать его смуглую загорелую кожу и ощущать вкус его губ. Глубокий стон вырвался из его груди, когда она сделала именно то, о чём мечтала, и в следующий момент он поднял её на руки и зашагал по песку.
— Куда ты несёшь меня? — прошептала Джессика, проводя губами поперёк его плеча, и он ответил ей напряжённым голосом:
— Вон туда, где камни скроют нас из вида.
И через мгновение они оказались в окружении камней. Николас осторожно уложил её на нагретый солнцем песок. Несмотря на дикое желание, которое она чувствовала в нём, он был нежен и занимался любовью с ней, сдерживая себя, как будто боялся причинить ей вред. Его искусное, терпеливое внимание привело Джессику в экстаз, и, когда она спустилась с небес на землю, то ощутила, что их любовные ласки были чистыми и исцеляющими, они стирали всю боль и гнев прошедших месяцев. Это скрепило договор о признании их любви, по-настоящему сделало их мужем и женой. Нежась в его крепких объятьях, она спрятала лицо на его бурно вздымающейся груди и прошептала:
— Всё это время потрачено впустую! Если бы только я сказала тебе…
— Ш-ш, — прервал он, поглаживая
Его жёсткий рот изогнулся в кривой улыбке, он положил руку ей на спину, продолжая нежно ласкать, как будто она была котёнком.
— Я понимаю теперь, почему ты так боялась меня, но в то время каждый твой отказ я воспринимал, как удар в лицо, — мягко продолжил он. — Я хотел оставить тебя в покое; ты никогда не узнаешь, сколько раз я пытался найти силы уйти и забыть о тебе, и меня приводило в ярость то, что я не мог этого сделать. Я никогда никому не позволял обрести такую власть над собой, — признался он с самоиронией. — Я не мог согласиться с тем, что всё-таки потерпел поражение, я сделал всё, что мог, чтобы снова взять верх над тобой, пытался управлять своими эмоциями, но ничего не помогало, даже Диана.
Джессика задохнулась от того, что он посмел даже упомянуть при ней это имя, и подняла голову от его груди, чтобы впиться в него ревнивым взглядом.
— Так что насчёт Дианы? — резко спросила она.
— Ой! — моргнул он, щёлкнув её по носу длинным смуглым пальцем. — И зачем я только открыл свой чёртов рот, когда мог бы держать его закрытым, а?
Но его чёрные глаза искрились радостью, Джессика видела, что он наслаждается её ревностью.
Но она твёрдо решила докопаться до истины.
— Да уж, — согласилась она. — Расскажи мне о Диане. Той ночью ты сказал мне, что поцеловал её только однажды, это правда?
— Более-менее, — ограничился он коротким ответом.
Разъярённая, она сжала кулак и со всего маху ударила его в живот, удар был не настолько сильным, чтобы действительно причинить какой-то вред, но всё же заставил Николаса издать некий утробный звук.
— Эй! — запротестовал он, схватив и удерживая её руку.
Но он смеялся, смеялся беззаботным смехом, которого она никогда прежде не слышала у него. Он выглядел ликующим, он выглядел счастливым, и это заставило её ревновать ещё сильнее.
— Нико, — подтолкнула она его, — расскажи мне!
— Хорошо, — сказал он, и его смех, затихая, превратился в слабую улыбку.
Чёрные глаза внимательно наблюдали за ней, когда он признался:
— Я хотел взять её. Она тоже была совсем не против, и это проливалось бальзамом на моё разбитое эго. У нас с Дианой случился короткий роман за несколько месяцев до того, как я встретил тебя, и она ясно дала понять, что хотела бы возобновить наши отношения. Ты настолько озадачила меня, настолько измучила, что я не мог думать ни о чём другом, кроме как попытаться сломить тебя и овладеть тобой. Ты не позволяла мне этого, но я снова и снова возвращался, чтобы встретить ещё более холодный и вежливый приём, и я злился на самого себя. Ты вела себя так, будто не могла выносить моих прикосновений, в то время как Диана со всей очевидностью показывала, что хочет меня. И я желал почувствовать в своих руках отзывчивую женщину, но, когда я начал целовать её, то понял, что это всё не то. Она не была тобой, и я не хотел её. Я хотел только тебя, даже если не мог тогда признаться сам себе, что люблю тебя.
Его объяснение едва ли успокоило её, но, поскольку он всё ещё крепко держал её кулак, а другую руку надёжно прижимал к ней сбоку, она не могла применить физическую силу, чтобы излить на него свой гнев. Поэтому она лишь свирепо сверкнула глазами и приказным тоном заявила:
— Не смей больше целовать других женщин, слышишь? Я не позволю тебе этого!
— Я обещаю, — прошептал он. — Я весь твой, любимая. Я стал бы твоим с того момента, когда ты шла ко мне через мой офис, если бы ты захотела этого. Но, должен признаться, мне нравится этот зелёный огонь в твоих глазах, ты очень красивая, когда ревнуешь.