Все демоны моего мужа
Шрифт:
Я вздохнула. Доброта Лии не знала предела.
— Сомневаюсь. Я же говорила тебе, что, кажется, поссорилась с Ануш. Меня навряд ли теперь куда-нибудь пригласят. Так что доставай свою танцевальную книжечку сама. А мне и здесь хорошо, — по-старчески проворчала я, ещё больше уходя в теплый мягкий плед. — Нет у меня никакой книжечки. Ничего у меня нет....
— Бедная ты моя, несчастная, — опять запела Лия. — Неужели ты думаешь, что Ануш столь стервозна, что из-за какой-то ерунды объявит тебе бойкот?
— Можно сказать и так, — я подумала, что с точки зрения Ануш совращение Шаэля, наверное, выглядит, как покушение на цвет розы. Ну, как там говорят в романе: «сорвал цветок моей девственности». Мне стало смешно, я даже хрюкнула, и высунула нос из пледа.
— Не валяй дурака, — Лия кинула в меня тапком, которым она всегда швыряла в разошедшихся Джаз и Арма. — Опыт пития аштаракского глинтвейна ты можешь получить только в Аштараке во время большого снега. И нигде больше. Даже если тебе придется сразиться с Ануш за право участвовать в этом событии, ты сделаешь это! Иначе никогда себе не простишь.
Я поймала тапок на лету и кинула его обратно в подругу, стараясь, между прочим, не попасть. В Лию я, как и было задумано, не попала, зато на пол с радостным звоном свалился стакан с недопитым томатным соком, тут же окрашивая половицы в густой кровавый цвет.
— Можно сказать, что мы повеселились? — жалобно спросила я, выражая всем своим видом готовность вернуться к исходной точке. То есть сбегать за тряпкой и вытереть кровавую лужу.
— В общем, завтра мы идем к готическим соседям, — тоном, не допускающим возражения, произнесла Лия. — И точка.
— А ты знакома с Шаэлем, с племянником Ануш? — вдруг спросила я. Вернее, спросить мне про Шаэля хотелось давно, но случай выдался только сейчас. Если про таинственного спасителя я рассказать не могла, то про племянника Ануш спросить могла. И ещё как!
Лия наморщила лоб.
— Может, и знакома. У Ануш много родственников.
— Шаэля бы ты запомнила, — почему-то обиженно произнесла я.
Лия посмотрела на меня с подозрением:
— Это благодаря незабвенному племяннику Ануш Шаэлю у тебя прошла социофобия? Подожди....
Лия быстро произвела какие-то нехитрые расчеты в уме.
— Ануш — раз. Ты боишься, что из-за неё тебя деревня подвергнет остракизму — два. Племянник, явно не пятилетний.... Лиза! Ты положила глаз на племянника Ануш?!
— Нет, нет, — заторопилась я, — скорее, это он.... Да, это он....
Бесцеремонно сдала я своего спасителя.
— Нет, — Лия покачала головой. — Не выйдет. Это очень закрытая система. Тебя не примут.
— Знаю, — почему-то расстроилась я, а подруга тут же поймала меня на слове.
— Значит, правда?! И Ануш.... Ух, ты! Я запасаюсь поп-корном. Моя ж ты скромница и мужененавистница....
Лия продолжала хохотать в совершенном одиночестве ещё несколько секунд, потом затихла, и уже серьезно сказала:
— Милая. Я была бы рада, чтобы ты опять начала жить и стала такой же кокеткой, как прежде. Только. Странная эта семейка, поверь мне. Боюсь, что там проблем будет не меньше, чем с Владом.
Ну что я могла сказать Лие? Поэтому я понимающе кивнула и промолчала.
Ночь была странной. Даже сквозь сон я ощущала, как давит на деревню снежное покрывало, какое оно тяжелое и душное. И как странно засыпать под ним, под небом, под звездами, чувствуя, как неотвратимо и равнодушно пялится на тебя звезда Канопус. Не было ничего, что могло бы скрыть меня от Вселенной, и пестрое синтепоновое одеяло, выполненное в стиле печворк, только на первый взгляд укрывало меня от взгляда беспристрастного снежного неба. Потолок тоже во сне казался мне иллюзией, жалкой человеческой попыткой спрятаться от чего-то огромного, истинного, безжалостного.
Я ворочалась и всхлипывала, сжималась в тугой эмбриональный комок, металась по кровати. И чувствовала все это даже сквозь сон. Словно было две меня. Две. Как, когда пишешь книгу, одновременно действуешь и наблюдаешь со стороны. И кто-то явно писал мою историю в этот момент. Или заканчивал, раздумывая, убить ли меня или все-таки допустить счастливое завершение истории.
— Милый, — сказала я кому-то во сне, — милый мой, эта история получается чересчур печальной. Мы должны что-то в ней поправить, и, скорее всего, давай поищем огрехи в самом начале. Может, как и положено хорошему психотерапевту, начнем с детских травм?
И, конечно, никто мне не ответил. А к утру изба была выстужена, и Лия вытащила теплые ватные ботинки, в которые мы впихнулись вместо тапочек.
— Связь ещё есть, — Лия переворачивала на сковородке уже подрумяненные оладушки, стараясь добиться того изумительного золотистого цвета, который нужно словить вовремя в какую-то долю секунды. — Алекс звонил, спрашивал, как у нас дела. Говорит дорогу, ещё завалило не сильно, он может приехать. Только это опасно, я ему сказала, чтобы он не рисковал.
– И...., — вдруг помрачнела и убрала сковородку с огня Лия, — Лиз, ты только не волнуйся. Все равно ты узнаешь рано или поздно....
Мне тут же стало очень страшно, и я почувствовала, что волосы на всем теле встали дыбом. Даже невидимые на руках.
— Он говорит.... В общем, Татьяна Романовна умерла.
Погруженная в свой ужас, я сначала не поняла, кого Лия имеет в виду. Она увидела мой вопросительный взгляд, и добавила:
— Музейщица. Сотрудница музея.
На меня словно обрушили ушат воды: