Все друзья делают это
Шрифт:
Всю вину за случившееся Инга Викторовна полностью взяла на себя. Если бы она не приняла тот звонок, если бы не ответила «нет», если бы не встретила снова Ивана Петровича и не увела из семьи…
Она так сильно корила себя, что стала тонуть в этой вине, теряя интерес к реальности. Но ее слишком любил супруг, к ней слишком привязался маленький светловолосый мальчик и под сердцем, как оказалось, жил еще один ребенок. Вскоре родился Никита, а ужасы прошлых ошибок на время оставили всех в покое. Казалось, ничего не изменилось и после
Прошло еще несколько лет, прежде чем Инга Викторовна собралась с храбростью и рассказала старшему сыну о том, что было когда-то. Он была с ним честна, но…
— Знаешь… — тяжело вздохнула она, вынырнув из воспоминаний, — а Филипп ведь солгал. Его отношение к Никите изменилось гораздо позже того, как их обоих перестали интересовать игрушки. Они были очень дружны. Для Никиты старший брат был примером во всем. И Филипп любил младшего брата. И меня он тоже любил. Хотя и знал, что у него была мама… Но когда он узнал правду о том, как она умерла… из-за кого она умерла…
Она медленно выдохнула, собирая остатки сил, чтобы вновь не расплакаться.
— Мне кажется… — продолжила она едва слышно. — Я не хотела в это верить, упрямо закрывала глаза… Но мне кажется, давно пора признать, что я не только лишила моего старшего сына мамы, которую бы он любил, по-настоящему любил… Никто… Это я виновата в том, что мои сыновья стали чужими друг другу! Только моя вина, что я…
— Нет… — начала я и замолчала, когда сбоку от меня послышался уверенный и такой знакомый голос мужчины.
— Нет!
Едва дыша от эмоций, я, как и Инга Викторовна, повернула голову в сторону и взглянула на еще более бледного, чем обычно, на взъерошенного, не скрывающего синяков и кровоподтеков за мазью или повязкой, и не прячущегося более за холодной маской, Филиппа.
— Нет, мама, — он шагнул к ней и опустился у ее ног. — Это я виноват. Прости меня.
Прости, что вспылил и не захотел узнать всю правду еще тогда… Прости, что заставил подумать, что не люблю тебя. Прости, мам?..
Тихонечко, чтобы не потревожить их, я покинула террасу.
На выходе не сдержалась и обернулась. Филипп сидел на полу, положив голову на колени женщины. А она перебирала его светлые волосы и что-то тихонько ему шептала. Что-то ласковое и очень приятное, потому что он улыбался.
Глава № 38
Настроение после всего было странным. Почему-то хотелось обнять весь мир и затискать его. Ну или хотя бы прогуляться по поселку, еще раз взглянуть на дом, что стоит вместо бабушкиного, пройтись по лесным дорожкам. Напоследок. А уж потом…
Перепрыгивая через ступеньку, я поднялась вверх по лестнице, ворвалась в комнату Никиты, чтобы пригласить его, позвать за собой в маленькое путешествие, и…
Справившись с изумлением, вошла в комнату и закрыла дверь.
Машинально сделала пару шагов и остановилась.
Никиты в комнате не было. Из ванной не были слышны звуки воды. Полная тишина. Да и вообще, что бы он там делал так долго? Значит, куда-то ушел без меня? Нет, он, мог, конечно. Но он бы сказал.
Оглянулась в поисках телефона, заметила свою сумочку на стуле, но подойти не успела.
Из ванной комнаты отчетливо донесся звонкий звук падения, а следом и ругань. Узнав голос мужчины, поспешила к двери, постучала, но ответа не дождалась. Пары секунд хватило, чтобы напомнить себе: мы друг друга уже видели без одежды, так что ничего пикантного, если я войду в ванную без приглашения.
И я же туда не врываюсь! Я честно стучала! И потом, а вдруг пока я терзаюсь вежливыми сомнениями, Никита нуждается в помощи?
У меня даже внутри все похолодело, когда мелькнула мысль, что звук падения, который я слышала, могли создать безопасная бритва, лезвия или… нож…
Приготовившись к тому, что дверь заперта и мне предстоит борьба, я напряглась, схватилась за ручку, повернула и, сама себе не поверила, когда внутрь практически залетела. Но куда более сильным было мое потрясение, когда я увидела Никиту.
Он сидел на широком бортике ванной, расставив ноги, и с какой-то отчаянной злостью смотрел на неглубокую емкость. Одна из них упала, разбилась надвое и откатилась на приличное расстояние. А вторая стояла на столешнице возле умывальника. Ее-то мой друг и терроризировал взглядом, то ли жалея, что она далеко от него, а тянуться лень, то ли готовя ее к участи первой.
Не знаю.
Без разницы.
Мой взгляд приклеился к телу мужчины, и…
Я видела, чувствовала, что он отвлекся и смотрит уже на меня, но сама не могла так легко переключить внимание на что-то другое. Да и на что? Какие там баночки? Кремы, шампуни… Все это было неинтересным и пресным, все это было обыденным.
А вот мужчина…
О том, что он не так давно вышел из душа, говорили не только взъерошенные влажные черные волосы, но и капельки воды, стекающие с его волос к шее, сползающие нехотя по его груди к кубикам пресса и задержавшиеся на розовой и, я помнила, такой горячей головке.
Как-то не верилось, что этот мужчина не так давно был во мне. И что я сосала эту головку. Такую отзывчивую, нежную, и такую желанную, что…
Услышав громкий вздох, я была уверена, что он мой, пока не взглянула в глаза мужчины.
Практически черные.
Прищуренные.
Наверное, чтобы не так отчетливо было видно то адское пламя, что в них бушевало.
Глаза, которые пугали и притягивали магнитом.
Глаза, которые хотели и позволяли.
Глаза, которые требовали приблизиться и осуществить то желание, что открыто читалось в моих.