Все его желания
Шрифт:
Благодарить Торнтона окончательно расхотелось после этой речи. Как он умудряется быть таким дерьмом с самого утра? Я же старалась.
— У тебя нет молока. Ты просил капучино. А молока нет. Я не нашла магазин. Только кофейню, но там… У тебя не было молока, — повторяла я, как помешанная.
— Я не употребляю молоко, Кэти. Молочные продукты тоже. В следующий раз в кофейне уточняй, что капучино для Торнтона. Тебе даже платить не придется.
Он говорил это, поглаживая меня ладонями по бокам. Я с трудом сдерживала предательскую дрожь, вцепившись в борт столешницы. Аж пальцы побелели.
—
Бенингтон толкнулся бедрами, сильнее прижимая меня, и почти больно схватил за попку.
Я не хотела его злить. Слова сами вылетали изо рта, а понимание, что он бесится, странным образом возбуждало меня эмоционально. Проклятье, и физически, кажется, тоже.
— Овсянка на воде, Морковка. Три минуты варить после закипания, подать с небольшим кусочком масла.
— Не мог сказать мне это вчера? — огрызнулась я, но голос был не злым, а глупо писклявым. — Я не умею читать мысли.
— Жаль, что не умеешь. Вчера я и так сказал и показал тебе много всего. Не до овсянки было.
Торнтон заставил меня развернуться, и я вся съежилась от его неумолимого взгляда.
— Ты никуда не ходишь утром и вечером одна. Понятно? — проговорил он, пуская в меня молнии из глаз.
— П-почему?
— Потому что я так сказал! Если тебе понравилось в компании Алистера, то меня не возбуждает делить с ним твой рот.
Я охнула, осознав всю мерзость его слов. И снова неудержимое желание осадить его стало сильнее здравого смысла.
— Если ты привык к девицам, которые падают на колени перед тобой и твоими приятелями, то это не повод вешать подобный ярлык и на меня.
Торнтон усмехнулся.
— Да, прости, я забыл, что ты ни черта не смыслишь в минете.
Почему это весьма правдивое заявление звучало не менее оскорбительно, чем нелепое обвинение до?
— В любом случае, я тебе запрещаю общаться с Глоссером. Поверь, это ради твоего блага.
Я рассмеялась.
— Что еще для моего блага? Готовить тебе завтрак и пытаться глотать твой член? Давай хоть без лицемерия.
Он прищурился, и я моментально пожалела о сказанном. Почему молчать так сложно в его присутствии? Кто все время тянет меня за язык?
Торнтон отпустил меня и сделал шаг назад.
— Без лицемерия? Ладно. На колени, Кэти.
— Бенингтон, — прошептала я, догадываясь, что сейчас будет.
— Я не собираюсь делать вид, что у меня нет естественных потребностей, что ты не принадлежишь мне. Было бы глупо сейчас идти дрочить в душ. На колени, Кэти. Я хочу, чтобы ты мне отсосала. Это чистая правда, никакого лицемерия.
Вставая на колени, я решила, что больше никогда ничего не скажу ему. Далась же мне эта правда? Как будто я всю жизнь мечтала узнать, чего хочет Торнтон с утра пораньше, кроме овсянки и кофе.
Я ждала, что Бенингтон снова будет таранить мой рот членом, как вчера, но он не спешил.
— Все сделаешь сама, — проговорил он. — И давай живее. Мы опаздываем.
Я решила не спорить и не сопротивляться. Опустив боксеры, я взяла в руку напряженный член Торнтона, прикрыла глаза и выдохнула. Вчера было не так противно, когда он заставлял меня сосать его пальцы. Член, конечно, толще, но ведь можно снова
— Тебе страшно, малыш? — совсем другим тоном спросил Бенингтон. — Противно?
Нужно было соврать, но я кивнула. Никакого лицемерия.
— Я не буду тебя трогать, Морковка. Делай все медленно. Постепенно. Хочу, чтобы ты научилась. Тогда это будет приятно для нас обоих.
Медленно и постепенно? Как вчера я брала в рот его пальцы. Начать нужно с малого.
Я провела рукой по его члену, задевая головку большим пальцем. На ней выступила капелька влаги. Торнтон тихо охнул.
Этот краткий звук придал мне немного смелости, и я коснулась кончика губами. Вкус и запах не были противными. Терпкий мускус и свежесть. Я провела языком и пососала, заставляя Торнтона охнуть. Это поощрение придало мне сил и уверенности. Я снова и снова посасывала головку, поглаживая его рукой. Бенингтон накрыл мои пальцы своими и заставил провести по члену, сжимая его, синхронно с моими губами.
— Да, малыш. Рукой и ртом. Одновременно. Не торопись. Привыкай.
Он убрал руку, и я повторила то, что он показал. Бенингтон застонал громче. Проклятье. Эти звуки порождали во мне идиотское ликование, которое разбегалось теплом по всему телу и концентрировалось в виде сладкой боли между ног.
Мои губы двигались ритмичнее и быстрее. Я не вбирала его глубоко, но стала задевать языком головку, иногда попадая в углубление. Каждый раз, когда мне это удавалось, Бенингтон вздрагивал и выдыхал мое имя со стоном.
Я забыла, что он заносчивый ублюдок, забыла страх и даже игнорировала твердый пол, в который упиралась коленями. Мне почти нравилась гладкость его кожи и твердость плоти. Нравились его стоны. Он был таким уязвимым, открытым. Ради этого девицы были готовы отсосать в библиотеке? Отчасти я их понимала.
Когда Бенингтон коснулся моей головы, я вздрогнула.
— Тише-тише, Морковка, — поспешил успокоить он. — Просто хочу убрать твои волосы, смотреть на тебя. Ты горячая…
Говоря это, Торнтон отодвинул мои волосы с лица. Это было чувственно и горячо. Его прикосновения сегодня были невесомыми, нежными. Я умудрилась захныкать, не выпуская его член, даже чуть глубже всосала. Бенингтон дернул меня за волосы и протолкнул головку почти до горла. Я как раз вдохнула и удивительно легко приняла всю его длину, а потом и струю спермы, что выстрелила мне в горло.
Торнтон отстранился, а я инстинктивно сжала губы, кажется, продлевая его удовольствие. Он последний раз глухо простонал, пряча член в боксеры.
— Через десять минут в гостиной, — распорядился Бенингтон. — Прибери тут все. Кашу выброси.
Бенингтон выключил плиту и ушел как ни в чем не бывало. Я поднялась с колен, чтобы попытаться немного отчистить кастрюлю от пригоревшей овсянки.
Глава 6. Передышка
Бенингтон уже ждал меня, когда я вошла в гостиную. Он был одет, слава богу, но я все равно не смотрела на него. Странные чувства после всего, что произошло, еще не утихли. Я категорически не успевала осознавать события, которые закрутили меня снежным комом со вчерашнего дня. Нет, с самого первого дня. Все началось, едва я приехала в Торнвуд.