Шрифт:
Понедельник начинается в субботу. Это у Стругацких. У меня понедельник начинается в понедельник. В девять утра. Если точнее - в девять пятнадцать. В это время в кабинет входит шеф. Помятый и недовольный. Бросает на стол пятничный номер. Обводит коллег мудрым - как ему кажется - взором.
– О чём думаешь, Фролова?
О чём я думаю? Я думаю о том, что в моей квартире идёт ремонт. Работают два чудесных парня: Ника (краткое от Николай) и Кука (не могу вообразить полной формы). Мастера они замечательные, квалифицированные,
В понедельник ноги приносят меня на работу, я смотрю в зеркало и задаю наводящие вопросы: Кто ты? Где ты? Зачем ты здесь?
– У нас планёрка, - шеф говорит это с сарказмом, у него доброе настроение.
– А ты в облаках витаешь.
– Никак нет!
– отвечаю бодро.
– О ваших глазах мечтаю, Иван Андреевич. Очень они красивые.
Шеф поправляет галстук и розовеет на один тон. Потом ещё на один. Как всякий руководитель он любит лесть. Я думаю, люди стремятся подняться по служебной лестнице, чтоб слышать больше лести. Это своего рода эмоциональный наркотик.
– Это хорошо, Фролова. Умеешь красоту оценить.
– Я насторожилась - ответ нетипичный.
– Посему для тебя особое задание. Командировка в Илавецк. Там че-пэ.
– Какого плана че, и про что пэ?
– Насилие над женщиной.
– Шеф любит крепкие выражения, умеет припечатать словом и матюгнуться в три этажа. А тут смягчил, не сказал "изнасилование". Завернул суть в обёртку слов.
– У нас есть криминальная колонка, - я посмотрела на Пашку Крутикова, - пусть она разбирается.
– Дело не в криминале, - шеф налил из графина воды, выпил.
– Криминала нам своего хватает. Там нужно разобраться. Вникнуть. Городок микроскопический, и вдруг такое... безобразие.
Мелькнуло подозрение, что шеф родом из тех мест. "Да нет, он питерский".
– У меня две статьи в работе и расследование!
– Надежда "отмахаться" от командировки таяла на глазах, я пустила в ход резерв. Честно говоря, расследование вела налоговая инспекция, моя задача подхватить материал, в случае непредвиденных обстоятельств.
– Не страшно, - шеф смотрел сквозь окно, сквозь ветви рябин и крышу соседнего дома. Далеко-далеко. В свою юность.
– Справишься. Я тебя знаю.
"Он меня знает!
– впору всплеснуть руками.
– Я сама-то себя не знаю, а он - знает!" Я печально склонила голову, и подумала, что потолки выльются мне в круглую сумму. Бывают такие ситуации, когда камень становится жидким.
Три часа на поезде плюс сорок минут на автобусе. Здравствуй, Илавецк. Маленький город в самом центре Евразии.
Я вышла из автобуса, огляделась. Пыль и солнце - больше ничего. Как в пустыне. Я опустила на глаза очки - из белизны проявилась автобусная станция голубенького цвета. Ультрамарин разбавленный один к двадцати. Перед станцией забор, длинная скамейка. Киоск Союзпечати. Рядом рослая улыбчивая тётка торговала газированной водой. Промчался мотоцикл, ему вслед помчались собаки - какое-никакое, а развлечение.
Я подошла к тётке, спросила, как найти отделение милиции. Продавщица оглядела меня с ног до головы, оценила по десятибалльной шкале и только потом подняла могучую руку: - Там!
Три буквы. Не больше, ни меньше. Или я очень ей понравилась, или категорически разочаровала. "Однако и на том спасибо, добрый Командор!" - Чтобы подтвердить благодарность, я купила стакан воды, с клубничным сиропом.
Каштаны только-только отцвели. Ещё виднелись кое-где увядшие свечки, на других ветках завязались маленькие зелёные ёжики (мята 221 разбавленная пополам). Я медленно шла и размышляла - настраивала себя на материал. Тихий провинциальный городок, все друг друга знают... Хотя при чём тут размеры? Разве важно, сколько в городе жителей?
Всякое насилие - зло. Когда хулиганы просят закурить, а потом долго бьют - это одно. Строго говоря, это равносильно, что вас покусала собака. Вы же не станете обижаться на собаку? Она злая, потому кусается. Хулиган - хулиган. Потому он дерётся.
Другое дело, когда человеку ломают волю - всё равно, что сломать хребет. Личность исчезает, рассыпается. Остаётся тряпичная кукла. Как потом жить?
Он ударил её, завернул руки за спину... быть может, связал или придушил, чтоб потеряла сознание и не сопротивлялась. Или ещё хуже: приставил к горлу нож, чтобы, наоборот, всё видела и всё чувствовала. Хотел унизить физически, и растоптать морально. Подонок. Так может поступить только подонок.
Я решила, что это хорошее название для статьи: "Падший человек". В этом слове есть осуждение, есть история. История падения. Собственно, эту историю мне хотелось написать.
*
Отделение милиции очень напоминало детский садик. Заборчик из сетки-рабица - чтобы детишки не разбежались, дворик, четыре лавочки в квадрат. Посередине стол. Рядом клумба с отцветающими тюльпанами. На клумбе грибочки - надетые на пеньки тазики красного и желтого цвета.
На лавочке сидел старшина. Если бы не он, я бы прошла мимо. Потом заметила флаг над входной дверью, золотую табличку. Государственное учреждение.
– Здравствуйте!
Старшина сделал под козырёк. Я показала удостоверение, спросила, как мне найти следователя. Старшина махнул рукой на входную дверь:
– По коридору налево. Не промахнётесь.
Вот и все формальности, изумилась я. "Не промахнётесь". К нам в редакцию проникнуть сложнее - у нас вахтёрши въедливые. Не от злости, конечно, от страсти к общению. А может и от любви к своему делу. Любовь она бывает разная.
Вторая дверь была открыта настежь. Я подошла, стала в проёме. Без звука - глупо стучать, когда двери распахнуты. За столом сидел мужчина, в рубашке. Пиджак висел на спинке стула. Мужчина что-то писал, очень старался. Он склонил голову, и я видела его лысеющую макушку. Кашлянула, мужчина поднял на меня глаза. Думаю, я бы подпрыгнула на стуле от такого внезапного появления. Он - даже не удивился.